Пленник железной горы. Генри Лайон Олди

Чтение книги онлайн.

      – Значит, подобрали. Ищем дальше: кольчуга, панцирь-куях…

      – И всякий раз колотушкой? В кольчугу, в панцирь?

      – Ну да!

      – Так говорит Кустур?

      – Ну да!

      – Значит, так и будет. Кустур знает, что говорит.

      – А ты что скажешь, папа?

      – Ничего. Я никогда не был в Кузне. Никогда не подбирал себе доспеха. Откуда мне знать?

      – И Мюльдюн тебе не рассказывал? Он-то в Кузне бывал!

      – Нет, не рассказывал. Зачем?

      Действительно, зачем? Мюльдюн не из говорливых. Вот по шее надавать, это он запросто.

      – Папа, ты…

      И тут он вскочил. Сто раз видел, как он вскакивает, забыв обо мне, маме, кумысе, горах, мирах – обо всем на свете. Доха в одну сторону – кэр-буу! Лавка в другую – уо-уо! Столик с кубком – алатан-улатан! «Ох! – жаловалась мама в таких случаях. – Отлетели, оторвались девять журавлиных голов!» Кумыс разлился, потек по струганым доскам. Бурдюк – бряк мне на коленки! Затычка выпала, я изгваздался по самые уши.

      – Что?! – заорал мой папа дурным голосом. – Глупости! Чушь собачья! Изобличение вора бывает трех видов…

      Это он не мне. Трудно привыкнуть к папиным внезапностям, а дальше ничего, полегче. Главное, сидеть тихо, помалкивать. Когда Сиэр-тойон откликается на чьи-то взывания, ему не до вас. Он учит, наставляет, решает споры. А что вы думали? Закон-Владыка, понимать надо!

      – …с чужого слова по приметам украденного, своими силами по следам угона – и через много лет без явных доказательств, по доносительству соседа. В первом случае изобличенный вор покрывает убытки владельцу, во втором – подлежит публичному наказанию…

      Кулаком по перилам – хрясь!

      – …в третьем – признается вором без покрытия убытков и наказания. Доносителя же… Молчать! Не перебивать! Доносителя порицать не велено, и нареканий ему делать не положено. Что значит «почему»? Ибо есть в таких доносителях великая польза общественная… Великая общественная! Усвоили?

      Кажется, там усвоили. Где там? Ну где-где… Где взывали.

      Я однажды спросил у мамы: как же так? Когда папа срывается с места, я пугаюсь, а не расширяюсь! Пугаешься, вместо мамы растолковал Мюльдюн, случившийся рядом. Расширяемся мы, когда злимся. Соперничаем. Схватываемся. А отцу ты не соперник и не поединщик. Вот если бы ты отцу ночью, когда он спит, рогатину под ребра… И замолчал. Так я и не понял, что Мюльдюн имел в виду.

      – Я суров, – сказал отец.

      И вернулся на лавку. Ну, почти вернулся. Посмотрел с укором на меня: где лавка? Я поднял, обмахнул рукавом, пододвинул. Отец сел и уставился на горы. Чувствовалось, что он очень устал. Я же стал прибираться: бурдюк, затычка, чорон. К счастью, кубок не треснул. Доха – папе на колени. Укутать потеплее, подоткнуть с краев. Папа забросил ноги на перила – значит, укутать и подоткнуть снова. Налить в чорон остатки кумыса. Помалкивать, не шуршать.

      – Я суров, – повторил отец, успокаиваясь. – Я суров, но это я.

СКАЧАТЬ