Лопухи и лебеда. Андрей Смирнов

Чтение книги онлайн.

      – Испанку мою видел?

      Толик покачал головой.

      – Э, брат! Помрешь сейчас…

      Он проворно залез на стул, достал с буфета кожаный футляр, раскрыл дрожащими руками. На потертом бархате лежала небольшая шестиструнная гитара с декой темного дерева.

      – Севильская работа! Чуть штаны последние не снял.

      И он сокрушенно вздохнул, пряча гитару.

      – Чаю-то дашь еще? – пискнула старуха.

      – А ты играешь? – поинтересовалась Маша.

      – Играет! – презрительно скривился старик. – Да разве они теперь играют? Три аккорда выучит – и скорей во двор, столбы подпирать!

      Он отнес старухе чаю и уселся.

      – У вас разве музыка…

      Толик, усмехаясь, спросил:

      – Иван Игнатич, а отчего Высотский умер?

      – Отвяжись, – проворчал старик. – Кому еще чаю?

      – Разве он умер? – удивилась Маша.

      – Это не тот, – пояснил Толик. – Это гитарист был.

      – Славяне! Чаю не пьете, Высотского не знаете…

      – А когда он умер? – спросила Маша.

      – Давно. В один год с Александр Сергеевичем…

      После каждого глотка он с натугой кряхтел.

      – Мощь арфы и певучесть скрипки – вот как про его гитару писали! – Он поднял палец и повторил: – Мощь арфы и певучесть скрипки… А помер, прости господи, как крючник. По дороге из кабака. Погулять любил…

      Лицо его раскраснелось, размякло. Обвисли многочисленные складки.

      – Ну, уж ладно… – Он вдруг крякнул и отъехал от стола.

      Тщательно обтерев ладони о ковбойку, он взял гитару.

      – Колокола! – сказал он, просияв, и стал настраивать.

      Наконец он откашлялся.

      – Барышню твою одобряю, – важно сказал он.

      У Маши заблестели глаза.

      Старик засопел, приклонив ухо к грифу, выдержал паузу и тронул струны.

      Тело гитары отозвалось легким, негаснущим стоном. Он поплыл по комнате. Сплелся мимолетный узор и захлебнулся в резких аккордах. В скороговорке вариаций начал складываться смутный напев. Он с трудом нащупывал путь, пробиваясь через перезвон.

      Ритм все ускорялся. Все увереннее звучал глубокий басовый голос, томился, спрашивал с мукой, и не находил ответа, и терялся в струящемся лепете верхов.

      Бег узловатых пальцев завораживал. Мелодия рванулась из плена, набирая силу, раскаляясь от сдерживаемой страсти, и все смолкло.

      В тишине повторялся влажный цокающий шорох. Оцепенение схлынуло.

      – Что это? – оглянулась Маша.

      С непередаваемой ухмылкой старик кивнул на буфет:

      – Спит!

      Старуха в самом деле спала и во сне причмокивала.