Зима тревоги нашей. Джон Стейнбек

Чтение книги онлайн.

      – Подлые римляне по команде выстраиваются у подножья Голгофы.

      – Перестань кощунствовать. Марулло разрешит тебе закрыть лавку в одиннадцать?

      – Милый цветочек, Марулло – католик, к тому же итальяшка. Вернее всего, он туда и носу не покажет. Я закрою лавку на перерыв в двенадцать и не открою до тех пор, пока не кончится казнь.

      – Пилигримы в тебе заговорили. Нехорошо так.

      – Глупости, букашка. Это у меня по материнской линии. Это во мне заговорили пираты. И казнь есть казнь, знаете ли.

      – Никакие они не пираты. Ты сам рассказывал, что твои предки – китоловы и что у них были какие-то документы еще со времен Континентального конгресса.

      – На судах, которые они обстреливали, их называли пиратами. А та римская солдатня называла казнь казнью.

      – Ну вот, рассердился. Мне больше нравится, когда ты дурачишься.

      – Да, я дурачок. Кто этого не знает?

      – Вечно ты сбиваешь меня с толку. Тебе есть чем гордиться: пилигримы-колонисты и шкиперы китобойных судов – и всё в одной семье.

      – А им есть чем?

      – Что? Не понимаю.

      – Могут мои знаменитые предки гордиться тем, что произвели на свет какого-то паршивого продавца в паршивой итальянской лавчонке в том самом городе, где они когда-то всем владели?

      – Ты не простой продавец. Ты скорее вроде управляющего – ведешь всю бухгалтерию, сам сдаешь выручку в банк, сам все заказываешь.

      – Верно. И сам подметаю, сам выношу мусор, пресмыкаюсь перед Марулло, и, будь я вдобавок паршивой кошкой, мне бы полагалось ловить у Марулло мышей.

      Она обняла его.

      – Давай лучше дурачиться, – сказала она. – Не надо так говорить в Страстную пятницу, это нехорошо. Я тебя очень люблю.

      – Н-да, – сказал он через минуту. – Все вы поете одинаково. И не воображай, что это дает тебе право лежать в чем мать родила рядом с женатым мужчиной.

      – Я хотела рассказать тебе про ребят.

      – В тюрьму сели?

      – Опять за свои дурачества? Нет, пусть они сами тебе расскажут.

      – А что же ты…

      – Марджи Янг-Хант сегодня опять будет гадать мне.

      – На кофейной гуще? Марджи Янг-Хант, вот она какая, всем дарит улыбки, красотой пленяя…

      – Знаешь, если бы я была ревнивая… Говорят, когда мужчина притворяется, будто он и не смотрит на хорошенькую девушку…

      – Это она-то девушка? У нее двое мужей было.

      – Второй умер.

      – Мне пора завтракать. И ты веришь в эту чепуху?

      – Но ведь про моего брата Марджи мне нагадала! Помнишь? «Кто-то из родственников, из самых близких…»

      – Кто-то из моих родственников, из самых близких, получит хорошего пинка в зад, если сию же минуту не подаст на стол…

      – Иду, иду. Яичницу?

      – Ну, допустим. Почему называется Великая пятница? Что в ней великого?

      – Эх ты! – сказала она. – Тебе бы только паясничать.

      Когда Итен Аллен Хоули проскользнул в уголок возле кухонного окна, кофе был уже готов и на столе стояла тарелка с яичницей и гренками.

      – Самочувствие великолепное, – сказал он. – Так почему же все-таки Великая пятница?

      – Весна, – отозвалась она от плиты.

      – Весенняя пятница?

      – Лихорадка весенняя. Вот она тебя и треплет. А что ребята, встали?

      – Как же, дожидайся! Лежебоки несчастные. Давай разбудим их и выпорем.

      – Когда на тебя находит, ты бог знает что несешь. В перерыв придешь домой?

      – Нет-с, не приду.

      – Почему?

      – Женщины. Назначаю им свидание на это время. Может, твоя Марджи заглянет.

      – Перестань, Итен! Зачем ты так говоришь? Марджи настоящий друг. Она последнюю рубашку с себя снимет.

      – Вот как? А есть ли на ней рубашка-то?

      – Опять в тебе пилигримы заговорили.

      – Держу пари, что мы с ней в родстве. Она тоже пиратских кровей.

      – Ну перестань дурачиться. Вот тебе список. – Она сунула листок бумаги ему в нагрудный карман. – Тут очень всего много. Но не забудь, дело к Пасхе. И два десятка яиц тоже не забудь. Скорее, а то опоздаешь.

      – Сам знаю. Чего доброго, упущу СКАЧАТЬ