и преданно. Но похоть, самовозвеличивание и гордыня были для меня важней всего. Я приударил за Азалией – прелестным юным ангелом, – дочерью герцога Кюршод. В столичном светском обществе она была первой красавицей среди девушек на выданье. Многие достойные и благородные мужи добивались её руки. И я возжелал совратить её, и не просто совратить, а влюбить в себя, заставить потерять от меня голову. Гордыня совсем лишила меня и разума, и последних остатков совести. Меня тешила чудовищная идея о том, что столько высокородных вельмож добивается её руки, а я женатый мужчина, сделаю её своей любовницей, лишу её девственности, и утру, тем самым, всем им нос, поправ при этом все законы пресловутой нравственности, потому-что я выше этих законов, они не для меня. Неслыханная дерзость этого замысла тешила моё смертельно больное самолюбие. Я вознамерился бросить вызов нерушимым устоям морали вообще, и морали высшего света в частности. Был я знатным сердцеедом и знатоком женских душ: через пару месяцев Азалия полюбила меня без памяти, и вскоре стала моей. Мы сделались любовниками. Потом она забеременела. Добившись своего, я охладел к ней. Узнав о её беременности, единственное, что я сделал – предложил ей врача, который, сохранив всё в тайне, поможет избавиться от ребёнка. На следующий день мне стало известно, что Азалия приняла яд, она умертвила себя. Её примеру, вскоре последовал, убитый горем отец – герцог Кюршод, – добрейший и благороднейший человек, для которого Азалия была смыслом всей его жизни. О нашей с Азалией связи не знал никто, кроме преданной и верной служанки моей любовницы. Желая отомстить мне за моё жестокое коварство, мою ложь и моё предательство, приведшее к смерти её любимую госпожу, служанка Азалии сообщила о нашей связи моей жене. Для моей Марлен это было громом среди ясного неба. Её мир рухнул: она узнала, какое я на самом деле жестокое, коварное, подлое, развратное и лживое чудовище. Она не смогла перенести моего предательства и вероломства: вернувшись в свой замок, я нашёл Марлен повешенной в одной из наших спален. Служанку, кстати, я немедля устранил – нанял убийцу, так, что теперь о нашей связи с Азалией знаешь только ты один. Вот так, Квалуг, две беззаветно любящих меня, светлых, чистых, невинных женщины, по моей вине совершили один из самых страшных грехов – они убили себя. Это и есть вершина моего грехопадения. Да, я грустил о Марлен, я даже корил себя за содеянное, но это не мешало мне вести ту же самую жизнь, которую я вёл до этого ужасного случая. Я так же предавался извращённому разврату с молоденькими простолюдинками, и одерживал победы над замужними благородными дамами, подыскивая себе при этом выгодную невесту, для заключения брака по расчёту. Любить к тому времени, я уже совершенно разучился, потому как голос Божий, полностью умолк в моей душе, казалось бы навсегда.
«Ароб!» – протрубил Дордон. Удары плетьми. Обед. Водные процедуры, смывающие нечистоты. «Дарба!», и галера продолжает путь.
