Галилео Галилей. Его жизнь и научная деятельность. Е. А. Предтеченский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ полуварварскою Европой вновь стала заниматься заря разума, когда начала возрождаться научная мысль, в течение многих веков спавшая непробудным сном среди беспросветного мрака, царившего над христианским миром, и когда укоренившийся порядок вещей, несмотря на то, что он вооружился всеми средствами, чтобы отстоять себя во что бы то ни стало, должен был все-таки проиграть битву. Священные имена Коперника, Галилея и Кеплера – это имена отцов науки новой Европы, отцов первого века этой науки; это – ее первозванные апостолы и мученики, насаждавшие ее среди тягостных условий, в которые поставлена была тогда всякая свободная и самостоятельная мысль. Своим самоотвержением, беззаветною преданностью идее, лишениями и страданиями они отделили живое дело познания природы от теологической, школьной учености и сделали невозможным их мирное совместное существование, установив резкую пограничную черту между областью положительного знания и областью инстинктов, преданий и веры. Отныне этим двум областям предстояло надолго оставаться чуждыми друг другу, даже враждебными, пока с течением веков обе они, как и все умственное достояние человечества, не сольются когда-нибудь в одном объединяющем великом синтезе.

      Религиозный фанатизм, нашедший себе верного союзника в средневековом варварстве, грозной и темной тучей надвинувшийся со всех сторон на яркий светоч науки и знания, горевший в одном маленьком уголке, на самом краю старой Европы и еще более старой Африки, без труда погасил сиявший отсюда свет разума, объявил безумием «мудрость мира сего» и наложил оковы на ум человеческий. В шестом веке окончательно умолкают последние представители греческой научной мысли и философии; торжествующий фанатизм стремится искоренить само воспоминание о славном прошлом, истребляя писания величайших гениев древности, чтобы сделать невозможным возвращение к старому. При Феодосии Великом был разорен и сожжен в Александрии храм Сераписа, божества, служившего олицетворением научного пантеизма и благоговения пред тайнами природы; в то же время была истреблена и богатейшая в мире библиотека, находившаяся в этом храме и содержавшая в себе умственные сокровища, собранные со всего мира. Несчастная Ипатия, дочь математика Теона, объяснявшая на своих уроках великих геометров древности – Евклида, Архимеда и Аполлония, растерзанная христианским населением Александрии в 415 году, олицетворила собою как бы заклание всей древней науки и философии на алтарь нового божества. Греческая наука и философия, родившаяся, по прекрасному выражению Дрэпера, под сенью пирамид и долго странствовавшая по берегам Средиземного моря, вновь возвратилась на свою родину, чтобы умереть под тою же сенью пирамид. Этими печальными, полными высокого трагизма явлениями заканчивались и века комментаторов, поддерживавших еще священный огонь науки и знания, завещанный нам древним миром, и передавших его – не христианству, проклинавшему тогда мудрость мира сего, а мусульманству и арабам, как бы для того только и выступившим на сцену истории, чтобы не дать погибнуть бесследно лучшим плодам эллинской цивилизации. Из городов божественной Эллады и из последнего своего средоточия – Александрии – наука перекочевала на далекие окраины мира – в Дамаск, Багдад, Севилью, Гренаду, становившиеся постепенно центрами образованности, учености и хранения научных преданий. Между тем вся христианская Европа, казалось, уснула в страшном кошмаре, закутанная густым и непроницаемым мраком, над которым по временам взвивались то там, то здесь лишь огненные языки костров инквизиции, освещая зловещим заревом христианский мир и наполняя его удушливым смрадом изуверства и человеческого безумия. До какой степени тяготел этот мрак даже над передовыми умами, видно из того, что ученый синклит Французской Коллегии (Collége de France) в 1534 году, то есть всего лишь за 30 лет до рождения Галилея, отказался ввести у себя преподавание Начал Евклида, находя это сочинение «пустым и не заключающим в себе ничего путного!»

      Начавшая постепенно проникать в христианский мир арабская ученость, а вместе с нею и ее источники – творения Аристотеля и Птолемея, пользовавшиеся наибольшею популярностью у арабов, на первых порах вовсе не приносили здесь добрых плодов. Христианский ум полуварварской Европы, воспитывавшийся столько веков в слепом подчинении авторитету, не смевший иметь своего суждения, смотрел и на писателей научных такими же глазами, как на Библию и отцов церкви, принимая беспрекословно содержавшиеся там факты, не допуская даже и мысли о том, что изложенное здесь подлежит проверке, критике и дальнейшему развитию. Эллинский гений в этих писаниях оказался столь могучим, что новые ученики были совершенно подавлены им и могли лишь преклоняться, падая пред ним во прах, тем более что они к этому так привыкли. Аристотель, обезображенный и искаженный невежественным толкованием, становится авторитетом по всем научным вопросам, и противоречие его мнениям скоро делается столь же опасным, как и несогласие со Священным Писанием. В области астрономии таким же плохо понимаемым, но непоколебимым авторитетом является Птолемей.

      Возникшая таким образом в христианстве ученость сводилась исключительно к заучиванию наизусть избранных отрывков из этих авторов и к рассуждению о том, как понимать те или другие места, причем постоянно старались «читать между строками» и вычитывали СКАЧАТЬ