Избранные сочинения в пяти томах. Том 2. Григорий Канович

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ теперь вот – посланец Бога. Правда, он, как рассказывал Ицику сын корчмаря Ешуа – прыщавый Семен, ничего не требовал – ни прошений, ни подписей, ни хлеба. Когда прыщавый Семен подошел к нему в отцовском заведении и спросил: «Чего тебе угодно?» – посланец Бога якобы ответил: «Мне угодно, чтобы ты перестал таскать из отцовской мошны деньги!» Прыщавый Семен выгнал его из корчмы, но тот как ни в чем но бывало стоял под окном и громко, на все местечко возглашал:

      – Вор! Вор! Вор! Бог покарает тебя! Трястись тебе от лихоманки.

      И надо же – наутро прыщавый Семен слег. Корчмарь Ешуа привез из Германии доктора, усатого пруссака в пенсне. Доктор осмотрел больного и что-то буркнул по-немецки: не то лихоманка, не то брюшной тиф.

      – Где он остановился? – полюбопытствовал рабби Ури. Сейчас начнутся расспросы, и, пока любимый учитель не насытится, Ицику не уйти.

      – Нигде.

      – Если увидишь его, сын мой, приведи ко мне, – сказал рабби Ури, странно оживившись.

      – К вам? – У Ицика свело дыханье, и он долго стоял перед учителем, как клен на ветру: ветер треплет его, а он только огрызается – шумит листвой. – Вы что, сумасшедших не видели?

      – А откуда ты, сын мой, взял, что он сумасшедший? Тот, кого послало небо, не может быть сумасшедшим. Не богохульствуй, Ицик.

      – А если… если вы, ребе, не угодите ему… если он и вас лихоманкой покарает?

      – Что такое лихоманка по сравнению с больной душой? – спросил рабби Ури, но спросил на сей раз не у своего ученика Ицика Магида, а, скорее, у керосиновой лампы с нелепым колпаком, у тусклого оконного стекла, на котором нет-нет да мелькал силуэт ночного сторожа Рахмиэла. – Я слишком стар, чтобы сам его искать.

      – А если он не пойдет? – очнулся Ицик.

      – Если не пойдет, значит, и ему все равно.

      Ицик Магид не понял, о чем говорит его любимый учитель, но по его голосу, но взгляду, обращенному на тлеющий фитиль керосиновой лампы, он догадался, что рабби Ури намекает на свою больную душу. Никакой странник, тем паче сумасшедший, но исцелит ее. Рабби Ури стар, и душа его стара и немощна. Ничего не поделаешь – горек закат, горек. Пора смириться, пора собирать, а не перетряхивать пожитки.

      – Иди, сын мой, иди, – сказал старик. – И позови мне Рахмиэла. Пусть зайдет. Мы с ним чайку попьем.

      – Хорошо, – ответил Ицик. Он поклонился рабби Ури и вышел в ночь.

      Старик проводил его до двери, но не закрыл ее: скоро придет Рахмиэл.

      Рабби Ури сел за стол, обхватил руками закопченную лампу, и жар ее перелился в его высохшие, как табачные стебли, суставы. Перелился и пополз, продираясь сквозь сухостой вен, наверх, к согбенным плечам, к шее, похожей на зачитанный свиток, а оттуда спустился вниз, к сердцу, к больной душе, и больная душа отогрелась и, подобно бабочке с помятым крылом, встрепенулась и взлетела на подоконник. Высоко, ох как высоко.

      Без стука вошел Рахмиэл, закутанный в бабий платок, СКАЧАТЬ