Свечи на ветру. Григорий Канович

Чтение книги онлайн.

      – Я, слава богу, сама пока и мою и стираю, – застрекотала бабушка. – Ты лучше постарайся девку родить… Девки по тюрьмам не сидят… Девки старуху мать на решетку не променяют… Будь они трижды прокляты, наши сыновья!

      Тересе подавленно молчала. Она не ждала от старухи такой вспышки гнева и не знала, оставаться ей или уходить.

      – Ты знаешь, зачем я к своему еду? – уставилась на жену столяра бабушка.

      – Не знаю, – извинилась тетка Тересе.

      – Я ему не повезу ни мацы, ни свинины. Полный рог слюней – и только, и плюну в его бесстыжие глаза! Твой небось тоже говорил: мы за справедливость, за другую жизнь… А может, мне не надо никакой справедливости? Может, мне начхать на другую жизнь?

      Мне хотелось выскочить из своего укрытия и плюнуть в сторону бабушки, но я стеснялся тетки Тересе и боялся остаться дома.

      Мою радость по поводу поездки в город вдруг омрачило непонятное чувство вины перед отцом, перед теткой Тересе, перед гусями и кошкой, перед всей землей, на которой не будет ни другой жизни, ни справедливости. Я не шибко понимал, что такое справедливость и что такое другая жизнь, но меня нередко тревожило смутное сознание своей беспомощности. Мне казалось, что так и должно быть, что так пребудет вечно, и я привыкал к своей тоске и беспомощности, как к своему двору, улице, речке, катившей свои чистые и ленивые воды.

      – Когда же вы собираетесь поехать? – отважилась перебить бабушку Тересе.

      – Бог даст, в воскресенье, – сказала бабушка и зашагала к дому, к неощипанному гусю, ко мне и деду, колдовавшему над карманными часами парикмахера Дамского, которые он чинил даром, – почти никто не приносил ему в починку часы за деньги.

      Я выждал, пока бабушка закрыла за собой дверь, выбежал из своего укрытия и бросился в хату.

      – Бабушка, ты на самом деле плюнешь ему в глаза? – спросил я и поперхнулся гусиным пухом.

      – Ты что, негодник, подслушивал? Вот почему петух кукарекал.

      – Это я, бабушка, кукарекал, а петух подслушивал.

      Вид у меня был жалкий. Я покаянно смотрел на бабушку, пытаясь найти в ее взгляде что-то похожее на прощение, но ничего, кроме усталости и безразличия, он не выражал. Со стульчика свисала ощипанная, длинная, как маятник, шея гуся.

      – Пора тебя, Даниил, к какому-нибудь ремеслу пристроить, – сказала бабушка. – А то ты совсем разболтался.

      – Дед хочет, чтобы я…

      – Пока я жива, ты часовщиком не будешь, – отрубила бабушка. – Тоже мне, прости господи, ремесло!.. У одного имеются часы, другой время по солнышку определяет, третьему и вовсе нет никакого дела до того, пять часов сейчас или девять. А волосы, волосы, благодарение богу, у всех растут. Парикмахер – не часовщик. Парикмахер даже мертвому нужен. А уж о тюрьме и говорить нечего.

      – О какой тюрьме?

      – Парикмахер со знаменем на улицу не выйдет. Его знамя – белая простыня. Если бы тебя взял к себе господин Дамский!

      – К Дамскому? – СКАЧАТЬ