Как русалка таится в заводи на реке,
Как серп срезает, силы набрав, полынь,
Как волчья слюна тает в зеленом мхе,
Как на погосте плачет и стонет выпь, —
Плетись, плетись, ворожба моя!
Гори, гори жарким костром в лесу.
Рвись как нить и вяжись судьба
По бесконечному рунному колесу.
Плетись, плетись, ворожба моя!
Восстань туманом скрывая всё.
Липни мёдом к творящим тебя рукам!
Пусть сила твоя ширится и растёт!
Как ветер гуляет в дремучей чаще,
Как зерно зреет безлунной ночью,
Как холодный труп заполняет ящик,
Как петля удавки обнимет прочно.
Как невеста гадает на свадьбу скоро,
Как трещит поленце в печах делянки,
Как ребёнок сладко уснул в котомке,
Как мир выворачивается наизнанку, —
Плетись, плетись, ворожба моя!
Гори, гори лучиной в кромешной тьме.
Коснись поцелуем обескровленного чела.
Подчинись наговору, велит тебе Мать Земля!
Плетись, плетись, ворожба моя!
Обернись алым папоротника цветком!
Подчинись наговору, велит тебе Мать Земля —
Пусть сила твоя разрушает и создает.
Из русской традиции народных наговоров.
(Автор неизвестен).
Уродливый шрам просёлочной дороги растянулся через всё поле. Он едва касался бесконечного ряда деревьев. Искореженные стволы торчали то тут, то там, как горелые спички, воткнутые огромной рукой в уже мерзлую землю поздней осени. Луна выхватывала из ночной мглы их когтистые силуэты. Чуть дальше, за поворотом, появлялась тонкая тропа. Еле видимая стежка вела в низину, а затем выходила к старому кладбищу. За гнилыми остатками забора виднелся частокол крестов.
Захоронения были почти заброшены: у большинства из них недоставало оград. Могилы тонули в сухом бурьяне. Погост был большим, поскольку когда-то принадлежал нескольким деревням сразу. Здесь, на перепутье, чуть поодаль от развилки, нашла свой покой не одна сотня человек. А что скрывает земля, осталось ведомо лишь ей одной.
Ворота оказались сорваны с петель, а только что выпавший мягкий снег смешан с глиной. Следы отделялись от основной тропы и вели вглубь кладбища.
Несмотря на протяжное и тоскливое завывание ветра, был отчётливо слышен чавкающий звук лопаты, которая боролась с почвой. Время от времени металл натыкался на камни, и раздавался неприятный лязг. Под тенью скрюченного дуба, среди щупалец его корневища нечто отчаянно пыталось прорваться на ту сторону. Большой валун, служивший надгробием, был отброшен в сторону. Он угодил на соседний участок, разбив две плиты и большую лампаду.
Рядом с ритмично раскачивающейся фигурой в чёрном тряпье росла куча земли. С каждым движением лопаты она становилась всё больше и выше, слипаясь под тающим снегом в коричневое месиво. Существо в чёрном шумно выдохнуло, а затем продолжило копать. В его движениях прослеживалось нечто противоестественное, отталкивающее и неприятное. Инструмент вгрызался в землю, рвал её, как хищник беззащитную жертву. Иногда нечто подносило лампу, чтобы рассмотреть получившуюся яму.
Через четверть часа лопата глухо ударилась о древесину, и существо издало истошный вопль облегчения. Черенок отлетел в сторону, и когтистые пальцы принялись убирать остатки почвы с гроба, пока тот не был освобожден из тесного плена. Деревянный ящик был закопан горизонтально, а доски плотно перевязаны ржавыми цепями, которые сейчас больше походили на огромные пряди спутанных волос.
– Мы нашли её, как он и говорил! – ликующе произнесло существо, и голос его разделился на многоголосый хор. – Она всё ещё здесь! Мы чувствуем! Мы все чувствуем!
Увесистый удар кулаком пришелся по толстой крышке, но ничего не произошло. Разоритель могил замер, удовлетворенно рассмеялся и схватил деревянный ящик за одну из приделанных по бокам ручек. Внешне очень увесистый гроб, как игрушечный, повиновался его воле. Оно доставило погребальный ящик до сторожки СКАЧАТЬ