Большая перемена. Георгий Садовников

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ вятом „А“», но и ведет историю в шестом, седьмых и восьмых классах, и параллельных девятых. И в каждом из них тоже непростые питомцы.

      Фильм смотрят уже более четверти века. У него миллионы поклонников, но мало кто знает, что его сценарий был написан по моей же повести «Иду к людям», впервые изданной еще в 1962 г., в хрущевскую оттепель. В ту пору библейский призыв: «Возлюби ближнего своего» – стал знаменем многих молодых писателей. Его исповедовали и исповедуют и по сей день многие атеисты, они-то уверены: этот девиз возник задолго до написания и Старого и Нового Заветов. В пору своей молодости автор и сам принадлежал к их числу. Словом, эта важная для него тема главенствует в повести, а лет через десять она перетекла и в фильм «Большая перемена». Однако не все из литературной основы вошло в сценарий сериала, какие-то эпизоды остались «за кадром». Что-то из вошедшего было переиначено – «переведено» на язык кинематографа. Как известно, не все написанное в прозе может быть воплощено на экране. В эту редакцию повести включено и то, что было предложено режиссеру, но не вошло в сценарий, – не умещалось в объемы фильма, ему были отпущены четыре серии. А кое-что было изменено по идеологическим соображениям студийного руководства. Так, один из учеников Нестора Петровича немец Карл Функе, вратарь заводской команды, в фильме стал полуукраинцем-полурусским Отто Фукиным. Тогда о наших поволжских немцах, как и о крымских татарах, старались говорить как можно меньше, мол, скользкая тема, ну ее. Таким образом, прочтя эту книгу, поклонники фильма узнают кое-что новое о своих любимых героях.

      Автор надеется на то, что эта повесть займет в душе у читателя место рядом с фильмом, который он смотрит и по сей день.

      Светлана Афанасьевна (на уроке): Есть извечные вопросы, на которые нет ответа. Например, кто появился раньше: яйцо или курица? Что у вас, Ганжа?

      Ганжа: Светлана Афанасьевна, у меня есть ответ.

      Светлана Афанасьевна: Мы вас слушаем, Ганжа.

      Ганжа (с широкой улыбкой): Раньше был петух!

      Светлана Афанасьевна (в полном отчаянии): Ганжа, вы опять за свое?!

Из наблюдений на уроке в девятом «А».

      Это был полный крах. Финита! Если бы только комедии – конец всем моим надеждам.

      Удивительно, но я добрался домой живым и невредимым. Уже в двадцати шагах от института перед моим носом истошно завизжал тормозами огромный, размером с крупного мамонта, старый автобус. Оказывается, меня вынесло на проезжую часть улицы, почти под его колеса. Водитель высунул в окошко бледную от противоестественной смеси испуга и ярости физиономию и гаркнул сверху первое подвернувшееся ему на язык:

      – Ты! Антилопа!

      Странно: что он нашел общего между нами – мной и антилопой? А почему не зеброй или, скажем, американским опоссумом? Впрочем, мне было не до зоологических тонкостей. Антилопа так антилопа, буду антилопой – мне теперь все равно. Я покорно вздохнул и, вернувшись на тротуар, побрел дальше. Шофер медленно ехал рядом и, распахнув автоматические двери машины, ругал меня и так и этак. Текст обличителя был густо нашпигован нецензурными существительными, сказуемыми и обилием прилагательных, я его опущу, скажу одно: он нелестно отзывался о моем интеллекте. Автобус был рейсовым, но, видимо, сошел с маршрута, возмущенные пассажиры барабанили в кабину водителя, взывали к его совести, а он никак не мог утолить свой справедливый гнев.

      На главной улице – она именуется Красной – меня задержал милиционер. Оказывается, я и тут нарушил – дважды зачем-то пересек улицу, сначала перешел на противоположную сторону и тут же вернулся обратно и, как выясняется, проделал эти кренделя в неположенном месте. Милиционер полез было в сумку за квитанцией для штрафа, но, взглянув на мое лицо, махнул рукой: «Шут с тобой, топай своей дорогой, если она тебе известна!» И я шел, потерянный главным образом для себя, другим я вовсе был не нужен, шел, может, час, может, неделю.

      Войдя во двор, я зачем-то описал дугу и ударился лбом о притолоку старенькой осевшей веранды, пристроенной к саманному дому. Дворовый пес по кличке Сукин Сын опасливо заполз в будку. От греха подальше.

      Старуха-хозяйка – в ее домике я снимал маленькую комнатенку – подняла голову от корыта и поинтересовалась:

      – Коньяк иль портвейное вино? Что пил-то? На базаре говорят…

      Мне было безразлично, что говорят на базаре.

      – Баба Маня, баба Маня, вы бы еще вспомнили, о чем говорили на римском форуме. Во времена Цицерона, – сказал я с мягким укором и прошел к себе.

      Ухнувшись на узкую железную кровать с тонким ватным матрацем, я предпринял попытку осознать происшедшее. И как ни тщился, не мог найти для своей отчаявшейся мысли не только щелки, но и микроскопической трещинки в институтском периоде своей пока еще недолгой жизни, куда бы она сумела пролезть. Он СКАЧАТЬ