Каюта № 6. Алексей Будищев

Чтение книги онлайн.

      Он говорил:

      – Та или другая, эта или вот та, – не все ли равно? Клянусь сатаною! Все женщины похожи одна на другую, как французские булки, изготовленные одною и той же пекарней. Ха-ха! Каждый цветок имеет свой запах, а женщины – это еще большой вопрос! И если мы любим и желаем, вот именно эту, а не ту, так это только потому, что все зависит от точки зрения и от того настроения, которое в нас вливает неведомо кто. Потрудись взглянуть на хрустальные подвески вот этой самой люстры. Не все ли они одинаковы до утомительности? А между тем мне с моего места блещет всеми цветами радуги лишь вот та, а тебе, с твоей постели, только вот эта. И мы глядим каждый на свою подвеску и думаем:

      – Вот единый на земле алмаз, способный перевернуть весь наш разум вверх тормашками. Все же остальные подвески – стекляшки в грош ценою!

      Но попробуем переменить наши позиции: я лягу вот сейчас на твою постель, а ты попробуй занять мое кресло. Видишь? О, ужас! Теперь ты уже влюблен без ума, без разума в мою подвеску. Слышишь ли, в мою! А я – в твою! Только она единая горит теперь передо мною, как наидрагоценнейший алмаз! Все остальные подвески – дрянь и ничтожество. Отдай же мне ее, эту твою! отдай, отдай, – иначе я перерву тебе горло. Клянусь сатаною!

      Ха-ха! Все это было бы смешно, когда бы не было так глупо. А сколько разыгрывается трагедий вот, именно, на этой почве! Однако, слушай. Сейчас я расскажу тебе об одном глупом случае, натолкнувшем меня на эти мысли. Каюта № 6, каюта № 9, – не все ли это равно? Впрочем, продолжаю.

      Любил ли я эту женщину, такую грациозную и такую стройную, с милой улыбкой девочки на милых губах, – клянусь всем существующим, об этом я решительно ничего не знаю. Любил! Что означает это слово? Разве же это не загадка для всех нас?

      С достаточной ясностью я знаю только одно; я знаю, что эта женщина, с первой же моей встречи с нею, залезла в мое сознание помимо моей воли и расположилась там, как дома, со всем багажом всех своих улыбок и всех своих взоров, то бесконечно ласковых, как майское солнце, то безнадежно мертвенных, как полярные льды. Эта женщина как будто сняла себе квартиру под крышкой моего черепа, и никакими мерами я уже не мог выселить ее оттуда. Бррр, как это было мучительно! Она вся облеклась в меня, как гусеница в свой кокон, и я всегда и всюду ощущал ее в себе, как мучительную ношу, к которой меня приковали неведомо за чьи грехи.

      Я вставал с постели с мыслью о ней, ложился спать, вспоминая о ее улыбках, работал, мысленно повторяя ее имя. Ее имя? Боже мой, оно звучало музыкальнее всех опер всего мира. А когда я прислушивался сквозь окна моей комнаты к шуму ветра на улице, мне приходило на мысль:

      – Это шуршат в моем черепе складки ее проклятых юбок!

      Ее проклятые юбки! Они прикрыли меня от всего мира, будто непроницаемым колпаком, из-под которого выкачали весь воздух. И я задыхался там в судорогах, как безмозглая мышь, не имея никаких средств вырваться оттуда.