Впрочем, Габриэллу название улицы волновало меньше всего. Кому какая разница, как называется место, если эклеры действительно божественны? Улица Святых Висельников, несмотря на своё мрачное название, была полна жизни. У местных этот уголок давно стал оазисом уюта и сладких радостей, где люди могли не только побаловать себя нежнейшими пирожными, но и поучаствовать в ежегодных ярмарках, прикупив всякой милой мелочи.
Её кондитерская была местом, где время будто останавливалось. Снаружи – будничный хаос, где старушка госпожа Хэвишем вот уже который день допрашивала своего кота о причинах его плохого настроения (конечно, кот молчал), а в лавке – тёплый свет, запах свежей выпечки и вечное ощущение, что вот-вот жизнь станет намного лучше, если съесть ещё один десерт.
Габриэлла знала это лучше всех, ибо сама регулярно «лечилась» пирожными. Впрочем, отследить это по её фигуре было практически нереальным – стройная, как тростинка, улыбчивая и загадочная блондинка. Повторюсь, уж если бы местные были чуть порасторопнее, то давно бы заподозрили в этом породистом лице ведьму.
В то утро, как всегда, её радовали постоянные посетители: мистер Лейтон, учитель в отставке, который считал, что пирожное с заварным кремом – это лучший способ восполнить утраченную энергию, и мадам Рудольф – женщина не первой свежести, зато с какой свежестью вкуса в подборе комплиментов к выпечке.
Габриэлла стояла у прилавка,слушала их разговоры и заворачивала пирожные в пакеты. На улице было так же мирно и спокойно, как всегда.
Даже госпожа Хэвишем, наконец, отпустила своего кота с допроса и направлялась к кондитерской за очередной порцией любимых макарунов. Всё было именно так, как должно быть в её жизни: ничего лишнего, никаких неожиданностей.
Когда-то ей хватило их с лихвой!
На стенах кондитерской висели милые картины с изображениями цветущих полей и деревенских пейзажей, столики были застелены кружевными скатертями, которые Габриэлла нашла на чердаке дома, оставленного ей родителями. В углу тикали старинные часы, а где-то под потолком висела хрустальная люстра, что отбрасывала тёплые солнечные лучи на витрину с пирожными.
Здесь всё было предельно ясно: пирожные – сладкие, чай – горячий, а посетители – разговорчивые. Габриэлла всегда знала, кто из них предпочитает эклеры, а кто – безе. Например, мистер Лейтон никогда не изменял своему любимому ванильному кексу, а мадам Рудольф регулярно брала два пирожных, убеждая себя, что второе – «для мужа».
Однако за этой картиной скрывался секрет, который никто не должен был узнать. Габриэлла вовсе не была просто хорошим кондитером – её выпечка всегда была… ну, чуть-чуть волшебной. Не настолько, чтобы отправить кого-то в мир иной, но достаточно, чтобы добавить людям настроения, или сделать день чуть-чуть лучше. И вот уже несколько месяцев никто в Кельне не замечал, что его жизнь стала слаще. Дословно.
Но, как известно, даже самые сладкие дни могут оборваться неожиданно – словно забытый на огне сироп. Дверь кондитерской распахнулась с такой силой, что Габриэлла едва не уронила поднос с пирожными. На пороге стоял Харл – известный своей угрюмостью офицер местной полиции. Его мрачный вид, казалось, предвещал не просто плохие новости, а целую бурю. Габриэлла была уверена, что Харл был единственным человеком в Кельне, который искренне не любил сладкое. Возможно, это было связано с его нелюбовью к любой радости в жизни.
– Габриэлла Арчибелд, – произнёс он громко и сурово, как будто перед ним был зал суда, а не уютная кондитерская. – Вы обвиняетесь в убийстве.
Тишина, что повисла в воздухе, была такой густой, что её можно было резать ножом. Все в кондитерской замерли – мадам Рудольф, мистер Лейтон и даже госпожа Хэвишем, которая в этот момент пыталась успокоить своего кота.
Габриэлла заморгала и усмехнулась, пытаясь разрядить обстановку.
– Простите, что? – её голос был полон невинности и лёгкого недоумения.
– Ваши пирожные, мисс Арчибелд, – Харл говорил с такой уверенностью, словно пирожные Габриэллы были ядрами для пушки, – стали причиной смерти мага.
Теперь уже все взгляды были направлены на Габриэллу. Мадам Рудольф едва удержалась от того, чтобы не отложить своё второе пирожное «для мужа» подальше.
– Это какая-то ошибка, – ответила Габриэлла, немного напряжённо улыбаясь. – Я кладу в свои пирожные только муку, сахар и немного ванили. Если, конечно, ваниль теперь не считается ядом.
Харл продолжал стоять с таким видом, словно перед ним не девица с выпечкой, а закоренелый преступник.
– Маг был отравлен вашим пирожным, – произнёс он, отчеканивая каждое слово.
И тут, словно по сценарию какого-то абсурдного спектакля, в дверь кондитерской вошёл ещё один гость. Черноволосый и чернобровый Ариан Баррингтон, СКАЧАТЬ