– Лабиринт – что-то типа символа жизни у них, понимаете? Твердят, что за последние сто лет лишь двоим удалось найти выход из круга Иитоя: Филиппу Ховарду и господину Фауллеру – он вновь запрокинул бутылку и сделал четыре больших глотка. Почему-то мне показалось, что сама тема разговора толкала его к бутылке, как будто говорить о Меннинге и его доме здравомыслящему человеку с трезвым умом не положено.
– Человек оказывается у входа в лабиринт не по своей воле, – продолжил Джаггер. Его речь стала медленнее, язык перестал слушаться, зато мозг, спущенный с поводка, бродил по широким просторам дотоле недоступных для разговора тем. – Чаще всего обстоятельства жизни или иная неведомая непреодолимая сила извне подводит беднягу к огромным двустворчатым воротам. Неизвестность, тьма, коварные сквозняки, монстры прошлого и чудовища будущего охраняют выход из него. И пускай даже тебе посчастливиться, удача окажется на твоей стороне, и ты сможешь выбраться из самого эпицентра тьмы, из этого сердца ада, ты никогда не будешь прежним. Ежедневные ночные кошмары во снах станут твоими палачами, а днём ты будешь трястись от страха в ожидании тварей из плоти и крови, которые будут мерещиться тебе за каждой дверью, – он уже не говорил со мной. Теперь он сам был собственным собеседником, я перестал быть ему нужен. Он же в свою очередь перестал интересовать меня, поскольку чем чаще он прикладывался к «Ллойгору», тем меньше веры было его словам.
– Что стало с Филиппом Ховардом? – тем временем продолжал Джаггер. – Куда он исчез? А второпях с отплывшим в Европу Роджером Фауллером? А я тебе скажу: их обоих, скорее всего, уже нет, ибо слуги Иитоя могущественны. Они достанут любого, кто играет не по правилам. Говорят, Ховарда лишили жизни в собственном доме, а корабль Фауллера разбился, и бедолага лежит на дне морском. Хотя, может, и живы оба: ведь тела так и не нашли. Боги взбалмошные создания, могли и сохранить им жизни на их горе, чтобы ещё пострадали, – сказал, оскалившись, старик и зашёлся в сильном кашле, что заставило меня брезгливо отвернуться и пойти прочь.
Без пяти минут семь я стоял перед дверью дома Абрахама Меннинга. Меня вновь встретил всё тот же с иголочки одетый слуга, который без единого слова повёл меня в приёмную. Холл, в котором я оказался, переступив порог особняка, поразил меня своим величием: высокие потолки в два-три этажа с атриумом, огромные окна по обеим сторонам от входной двери повторяли её контуры; открытые теперь шторы пропускали слабый серый свет уходящего СКАЧАТЬ