Яблоко большое золотистое и местами румяное. Налитое. Душистое. Девочка осторожно поднесла яблоко к бледным губам и откусила кусочек. Сперва крохотный, потом побольше, потом ещё, ещё… И тут автобус резко остановился – яблоко выпало из рук девочки и укатилось под соседнее сидение.
Спереди скрипел сердитый голос.
– Приехали, конечная! Выходим! Живее, язви вас!
***
На жаре кувалдой махать, не семечки на лавочке лузгать. Семь потов сойдёт, а тут ещё вода во фляге закончилась… Зараза… Всё бы отдал за глоток воды… Ужас как пить хочется… С ума можно от жажды сойти. Попросить бы у кого…
– Бабка, попить нет ничего?!
– Квас будешь?
– Давай!
– Серёня, – две руки протянулись к счастливому обладателю бутылки с квасом, – нам оставь…
***
Население Города в это лето выросло раз в пять, а то и больше. Года два назад никто о такой фантазии и помыслить не мог, а теперь всё это случилось наяву. Городские власти едва-едва справлялись. Злой гадиной ползла с запада война, роняя с кривых клыков своих смертоносный яд пуль и снарядов, давя огненным телом города и деревни. И люди бежали, спасаясь от подлого гада. Спасались по-разному: самые удачливые в вагонах, которые тянули чумазые и натужно пыхтящие паровозы, кто-то в телегах, какие тащили старые костлявые лошади, признанные негодными для военного дела, а большинство шли пешком с узлами и мешками на плечах.
Многие беженцы остановились в Городе, надеясь ухватить здесь капризную птицу удачи за хвост и забраться в тесный вагон поезда, спешившего в глубокий тыл – подальше от беды. Огромный табор расположился сперва около железнодорожных путей, а потом и по всему Городу. Люди жили в избах, в сараях, в наскоро построенных шалашах и ждали. Только двери вагонов для беженцев были закрыты. Пока. Важнее было отправить в тыл раненых бойцов и оборудование эвакуированных заводов. Один такой эшелон рано утром попал под бомбёжку в двух километрах от города. Надменный ас с истинно арийским профилем лица, освоивший за три года войны в совершенстве искусство бомбометания, точно направил пятидесятикилограммовую бомбу на паровоз, и тот в один миг обратился белым шаром с огненно-черной внутренностью. Передние вагоны заскрежетали, вздыбились и повалились с насыпи, увлекая за собой весь поезд. Насыпь, как на грех, оказалась довольно высокой. До вечера солдаты-железнодорожники разбирали покорёженные вагоны. Около полусотни людей те вагоны раздавили сразу. Их похоронили недалеко от насыпи в лесу, а тех, кто уцелел, поскорее отправили в городскую больницу.
Много переломов, резанных, рваных и сдавленных ран. В приёмном покое от крови стало скользко. Хирург Иван Иванович – старик семидесяти лет не отходил от операционного стола до самого утра, а утром ему самому стало плохо. Он прилёг на кушетку и потерял сознание. Рядом с Иваном Ивановичем работала заведующая больницей Зинаида Павловна. Она тоже еле держалась на ногах, но усталость не сломила её. Она сделала хирургу укол, и опять пошла шить рану на голове молоденького парня, дрожащего, словно запоздалый осиновый листок осенней порой. Пожилой фельдшер Сергей Петрович занимался легко ранеными, и ему досталось полной сторицей. К утру руки фельдшера дрожали, а спину сводило от приступов жесточайшей боли. И всё-таки, как ни тяжело было, но медики справились с напастью, правда, спасли не всех. Ещё семнадцать человек отнесли в морг.
Зинаиде Павловне казалось, что она только закрыла глаза, а её кто-то уже за плечо тормошит.
– Зинаида Павловна, – тихо проговорила дежурная сестра Варя. – Тут девочку привезли…
– Что? – заведующая быстро села на кровати. – Как Иван Иванович?
– Полегче ему, спит, – также тихо продолжила говорить сестра. – Я говорю, девочку привезли…
– Какую девочку?
– Пять лет. Плохо ей очень. Рвота, понос…
– Отравление?
– Не знаю…
Маленькая худенькая и очень бледная девочка лежала на сером одеяле. Рядом, вцепившись в спинку кровати, стояла её мать. Девочка хватала ртом воздух и судорожно дёргалась, словно внутри у неё сидел какой-то зловредный паразит и бился своей противной харей в крохотное детское горло. Девочку вырвало. Зинаида Павловна осмотрела рвотные массы. Понюхала. Осмотрела рот девочки – язык белый, слизистые покровы сухие. Предчувствие большой беды неприятно шевельнулось в душе Зинаиды Павловны.
– Павловна, – фельдшер Петрович протягивал заведующей медицинскую маску. – Надень.
Зинаида Павловна надела. Фельдшер показал ей баночку с мутноватой жидкостью, в которой плавали серые хлопья.
– Беда, Павловна, – СКАЧАТЬ