Все местные крещеные были очень богобоязненны, а потому не решились ставить икону в основных залах, расположив её в столовой на всеобщем обозрении. Пробираясь сквозь судачащих ни о чем служителей, я пытался хоть краешком глаза увидеть, что же изображено на иконе, но мне это никак не удавалось. Пока наконец я не пробился в первый ряд и не увидел её.
Не могу сказать о себе, что видел много икон. Да, моя мать была из тех, кто неистово верит, но наш дом не был напрочь завешен крестами или божественными ликами. Сюжет картины показался мне довольно обычным: Мария держит на руках молодого спасителя, протягивающего руки в стороны, как бы одновременно обнимая и благословляя всех.
Вопреки моим ожиданиям, глядя на икону я ничего не почувствовал. Никакого зова, никакого вдохновения или духовного подъема. Возможно ли, что я был лишь исполнителем чьей-то воли? Инструментом для освобождения иконы, но её блаженство вовсе не предназначалось для меня?
Я помню, как посреди морального опустошения за спиной раздался шепот Уны: “Ничего не чувствуешь, да?”. Оглянувшись, я посмотрел на нее. Под глазами у нее были большие мешки, а выражение лица было такое, словно она мечтает о дозе. Наверняка я выглядел не лучше.
Пытаясь не привлекать лишнее внимание, мы сделали вид, словно явились за тем же, за чем и обычно: вареный картофель, хлеб и молоко. Боясь, что кто-то нас услышит мы заняли самый дальний от иконы стол, но продолжили перешептываться.
Уна тоже несколько дней была не в силах встать с кровати. Очевидно, что мы оба подцепили какую-то болезнь в той конюшне, но Уне казалось, что во всем виновата икона. Я слушал её, облизываясь и как следует посыпая уже остывший клубень картофеля солью. Когда она возмутилась, что я не слушаю её, то решив пошутить я крикнул “лови” и бросил ей соленую картошку. Она вскочила, а картофель плюхнулся на пол. Все крещеные уперлись в нас злыми взглядами.
Я виновато кивнул и извинился, а Уна шепнула мне: “Сегодня, в полночь” – и покинула столовую.
Не сумев сыскать встречи с батюшкой, я весь вечер провел в тревожных размышлениях, в итоге убедив себя, что меня вовсе не интересует эта икона. И Уна ни в каких отношениях, кроме чисто дружеских, меня не интересовала. Просто нужно было уберечь человека от глупости.
Я спустился в столовую. Часов не было, но почему-то я решил, что уже ближе к полуночи. Уны тоже нигде не было, а картина была.
Все еще испытывая чувство неудовлетворенности от дневного просмотра, я решил снова осмотреть картину. К тому же Уна тоже чувствовала, что с картиной что-то не так.
Смело подойдя через залу, я резко схватил холст, которым картину накрывали на ночь и остановившись задумался. Что я вообще делаю тут? Что мне было нужно от конюшни? картины? От Уны или от себя? Мир и вещи в нем никому не принадлежат, достаточно просто быть свободным, можно хоть сейчас выйти из этого храма и идти на СКАЧАТЬ