– Сам дойду, – не престало пацанам на загривках кататься – маленький, что ли?
– Ну как знаешь.
– Ды кокой тама какы знаися? А ну, ховорят тэбе, залысь!
Паша сурово направился к дому. Сам, на своих двоих.
Свои двое подкосились, и он снова чуть не растянулся на мокрой от ночной росы земле.
– Во-о-о! Сам он!
Папа молча подставил спину, и на этот раз – так же молча – Паша вскарабкался и почти мгновенно провалился в неразборчивый сон.
На утро жара не было, будто бы и не болел. Встали рано – отцу ещё надо было на работу успеть. Правое запястье – то самое, за которое держалась мама – было замотано бинтом.
– Ды куды ж ты ехо ташышь-то? Оставилы б мине ехо здеся!
– Куда тебе? Тебе ж на работу.
– Нуткать и тэбе ж на работу. А мине тут близохонко – захлядывала бы к нэму. А, Митюш?
– Мам, нам пора. Давай, – папа чмокнул мать в загрубевший на солнце лоб и пошёл за руль старенькой Лады.
Паша уже свернулся на задних сиденьях – не выспался. Пару часиков поспит ещё, а там и дома.
– Ма, – папа со скрипом приоткрыл окошко с водительской стороны, – ты это, перец-то смыла б с окон, а. Я ж тебе ещё в начале лета мелок от насекомых привёз.
– Ды шито ты минэ усё со своей химией-то! От хымии оно знаэшь чэхо? Пыпыска синяя вся! Тьфу! – Зоя Захаровна скрылась за скрипучей дверью.
Паша глянул на свою забинтованную руку и тяжело вздохнул.
Перец…
Папа покачал головой, натужно закрутил стеклоподъемник, завёл мотор – расфырчавшийся, затрясший машину – и помахал матери, высунувшейся в окно. Как бы она ни злилась, всегда отходила чуть ли не сразу и забывала обиды быстрей антилопы гну.
Паше не терпелось встретиться с друзьями. Про ночные свои похождения он планировал умолчать. Но две эти смерти: матери и Марата, – неведомым ему образом сплелись в запутанный клубок. Который непременно хотелось распутать.
Как когда-то он терялся среди версий о маминой смерти, так и теперь не мог отделаться от зудящего чувства, что нужно – просто необходимо – найти ответ.
Гуляли они вчетвером: Паша, Катя, Таня и Лёшка – тот самый, что в прошлом году испугался плесневелой какашки. С тех пор многие за глаза его звали Крысой, потому что какашку ту за неё он и принял. Кто-то ещё предлагал звать его Кастратом – за тоненький голосок, которым тогда Лёшка визжал – не прижилось.
Никто не решался начать разговор о главном. Ходили вокруг да около. Кто как выходные провёл, что по телику показывали, какие последние слухи. Танины соседские ребята щенят вон нашли – сука ощенилась. Пытаются пристроить, а пока свили им гнёздышко под боковой лестницей новой школы. С одного из таких Паша с Лёшкой, Катей и Вадиком как-то в прохожих камнями кидались. Кинут – спрячутся за высокие сплошные перила – будто бы не при чём. Мелкие СКАЧАТЬ