– Да уберите ж ребёнка, да господи боже ты мой!
Пашу оттащили, закрыли обзор на мать. И он, казалось, кричал и вырывался, но люди видели повисшего на руках отца мальчика, который с трудом шевелил губами и что-то сипел.
«Да она ж мокрая вся была!»
«В дублёнке и мокрая!»
«Поплавала, называется».
По небольшому району на окраине Москвы слухи расползались, как черви – по телу Марата. Присказка даже такая была: на одной стороне Некрасовки пёрнешь – на другой скажут, что обосрался. Так вот смерть Пашиной мамы обрастала всевозможными подробностями и небылицами. Быстро нашлись свидетели, которые утверждали, что видели мокрые следы со стороны одного из отстойников. Потом даже парочка тех, кто воочию видел, как она из него выползала. Только в показаниях очевидцев отстойники были разными. А следы такими чёткими, будто она разве что подошвы намочила. Да и при встрече с милицией все почему-то стали отнекиваться, мол, ничего подобного не говорили.
Эксперты утверждали, что не смогла бы хрупкая женщина в своей тяжёлой дублёнке, пропитанной насквозь водой, выбраться из отстойника. Да ещё и с двумя промилле в крови.
И в маленькой Пашиной головке стали роиться мысли о том, как могло это произойти. Как он мог предотвратить это. Как…
– Ты это брось, пацан, – сказал ему отец, когда заметил, что сын чертит странные схемы, пытаясь воспроизвести последний путь покойной матери их осиротевшей семьи. – Не твоя это забота. Как бы ты её ни любил, она была взрослым человеком, сделавшим свой выбор. Сама.
А потом посёлок переключился на новое событие – директору лучшей школы района отрезало в аварии голову. Да и с кем он был? С кем был-то? С завучем ехали. И это в каникулы! Женатый человек! И она дама была не свободная! Вот тема-то, так тема – надолго хватит.
Паша и сам не заметил, как мамино лицо стало исчезать из памяти. Как что-то тёмное и тяжёлое стало закрывать мысли о ней. Он больше никогда не делал уроки за тем самым столом. И не плакал.
– А ну не реви! – крикнул отец и ударил кулаком по стене. Глаза были красные, мокрые.
Резким движением утёр их, помотал головой и сел за свой суп.
Паша опустил голову, шмыгнул носом и похолодел. Нельзя реветь.
И сегодня, в свои тринадцать, у бабушки в деревне, поедая безвкусные пироги, он слышал отголоски того тяжёлого удара о стену. И брошенного отцом приказа.
Виски пульсировали. Но нет, надо быть мужиком. Отец всегда говорил, что мужчины не плачут. Что мужчины должны быть сильными. Не распускать нюни. Не вести себя как бабы. Не быть хлюпиками. Быть… не… быть…
Очередной пирожок. С чем он там? Да какая разница? Пирожок?
– Э, Паш, ты в порядке?
Паша ощутил что-то холодное на лбу. Почти ледяное. Рука? Папы?.. кто это?
Знакомое лицо вдруг показалось чужим. А потом поплыло. Полетело.
– Паш!
В калейдоскопном дурмане из образов и дурноты СКАЧАТЬ