– Сколько оценка будет стоить? Хотя бы примерно? – осторожно спросила она.
– Ну хватит уже. Идем.
Она вздернула подбородок, хотя на самом деле ей сейчас хотелось сжаться в комочек. Перед старшим Воронцовым Тоня всегда робела. Впрочем, как и перед Еленой Николаевной, и перед Анной Степановной. Алексей, не оборачиваясь, пошел по плиточной дорожке к дому. Тоня, обычно бойкая, неуверенно двинулась за ним и замерла у него за спиной, когда он, не постучавшись, открыл дверь.
– Антонина! – обернулся он. – Ты где?
– Тут, – она собралась с силами и вошла на террасу.
Старший Воронцов стоял у стола. Тоня в один миг узнала Григория Николаевича: он постарел и сильно сдал, но черты и фамильная воронцовская осанка были все те же.
Она растерялась, не зная, что говорить и как с ним держаться, но хозяин пришел гостье на помощь:
– Тонечка! Вы совершенно не изменились!
Он всегда, с самого знакомства, называл ее только на «вы». Даже когда Тоне было пятнадцать. Девушка осмелела:
– Григорий Николаевич, здравствуйте! Я тоже вас узнала бы, сразу узнала бы.
– Как вы могли отрезать такие косы? – ахнул он, глядя на ее модное каре. – Ох, молодежь!
Алексей, не вступая в беседу, стоял у двери. Тоня снова растерялась, но, похоже, старший Воронцов не собирался вообще никак касаться прошлого, – и она ему была за это очень благодарна.
– Антонина хотела показать тебе одно украшение, – произнес наконец Алексей.
– Да, ты же написал. Посмотрю, конечно. Но давайте сначала кофе. Тонечка любит, я помню, – улыбнулся Григорий Николаевич, и она кивнула.
– Вам помочь?
– Нет-нет, Тонечка, что вы! Леша все знает, он принесет. Садитесь, – старший Воронцов кивком указал на овальный стол, накрытый яркой клеенкой.
Стол этот Тоня тоже помнила. Она опустилась на плетеную табуретку, обернулась к Григорию Николаевичу. Ее всегда пугало и восхищало это свойство всех Воронцовых: сохранять хладнокровие, что бы ни случилось. Даже если вокруг тебя рушится мир.
Особенно если вокруг тебя рушится мир.
Алексей молча поставил на стол кофейник, сахарницу, маленький кувшинчик со сливками и две кофейные чашки с блюдцами.
– А ты – чай? – спросил Григорий Николаевич.
– Как обычно.
Он взял с полки большую чайную чашку, на которой была нарисована лошадка-качалка. Тоня сразу узнала ее и вспомнила, что он любит эту чашку чуть ли не с детского садика.
Старший Воронцов, как и положено приличному хозяину дома, начал ни к чему не обязывающую светскую беседу:
– Быстро вы. Леша, кажется, только-только мне написал – а вы уже на пороге.
– Дороги пустые, – пожал плечами Алексей.
Тоня молчала. Кофе у Григория Николаевича был идеальный – крепкий, ароматный, горячий, в правильных крошечных чашечках.
– Может быть, к делу? – спокойно спросил СКАЧАТЬ