– А я подарочек принес тебе, Звенислава.
– Какой?
– Вот, венец с камушками. Кузнецу воз дров отдал, он меня и отблагодарил. В помощники звал. С твоей силой, говорит, только в кузне работать.
Звенислава надела на русую головку венец. Ее чуть зеленоватые глаза блестели, на щеках появился румянец. Она встала, горделиво приподняв голову. Худоба любовался девушкой.
– Прямо княгиньюшка, – причмокнул Петель.
– Куда там, княгиньюшка, – плевалась Уродушка. – Девка крестьянская.
– Верно, – согласилась Кривда. – Чтобы стать княгиньюшкой, надо ею родиться.
– Так это я и есть! – Уродушка вышла из уголка. Была она согнутая, со всклоченными волосам, не заплетенными в косу. – Сама знаю, что заколдованная. Вот бы молодец какой меня от чар освободил! Как там в сказках говорится: поцеловал в уста сахарные, и колдовство рассеялось. – Уродушка выпуклыми глазами так уставилась на Худобу, что он от стеснения опустил голову. Уста у Уродушки были совсем не сахарные.
– Сидела б, Урода, в своем углу, – сказал Петель, – ты, конечно, не так чтобы красавица, но зато по злобе и ненависти тебе равных нет.
– Княгиньюшка уже давно родилась, ждет своего князя. А тебе, Худоба, одно могу сказать: не быть тому князем, кто станет боярином.
– Ох, тетка Кривда, – рассмеялся Худоба, – любишь ты сказки рассказывать. Слушать тебя любопытно, да за разговором не нужно о работе забывать. У Звениславы вон сколько напрядено, а ты и разочка нитью веретена не обвила.
– Ишь, приглядывать за мной вздумал, – от возмущения Кривда подпрыгнула на лавке, ее единственный глаз загорелся травяной зеленью. – Вот погоди, обовьет тебя Погибель по рукам и ногам, попробуй, вырвись. И запомни, зовут меня Правда.
– Кому ты правду сказала, – смеялся Худоба.
Петель свесил лохматую голову с печи.
– Вот понимаешь, Худоба, как пакость ляпнет – непременно сбудется, а хорошему, хоть целый день про него долдонить станет – нипочем не исполниться.
– Лежал бы ты, Петель, не сердил добрых людей. У самого даже имени человеческого нет, а жене каждое слово поперек говорит.
– Все из-за вашего вражьего бабьего племени, – разгорячился дядька Петель, спрыгивая с печки. Он подтянул порты, шумно вытер нос рукавом.
– А ведь меня при рождении Удальцом назвали. Маменька хотела, чтобы я ух каким удалым парнем вырос. Была у нас старуха соседка, вреднющая, и всегда знала, что в каждом доме делается. Было мне от роду всего несколько годков, вышел я по осени из избы, глянул на небо, а там караван гусей летит и еле слышно курлычет. Тихо, все вокруг замерло, березки золотыми листочками усыпаны, воздух прохладный. И так мне стало грустно, тоскливо, лето ушло, зима на подходе.
– Улетели петель гуси-лебеди, – говорю. Всего-то «теперь» и «петель» перепутал.
А эта змеиш-ша услыхала, смех подняла, на всю деревню опозорила. Так и остался я Петелем. А был бы Удальцом, я б на тебе, Кривда, в СКАЧАТЬ