– Отец, хватит расспросов. Иль ты не понял, тот это гость, которого Кривда обещала.
Докука всплеснул руками.
– А в избе печь натоплена, надо бы выстудить, а то растает гостек наш.
Старик улыбнулся.
– Ошибся ты, не из морозного я княжества, а из русского, хожу по тропкам путанным, по дорогам проторенным, где остановлюсь, там и переночую. Чувствую, последняя ваша деревня на пути, никуда больше не уйду, здесь и закончатся мои дни.
– Оставайся, мил человек, – с радостью согласился Докука, уже запамятовавший о том, что еще вчера не хотел пускать гостя в избу. —Пойдем с нами, расскажешь про царя нового, небось, многое повидал, много знаешь. Звать тебя как?
– Данила, что означает – мой судья – Бог.
– Во как, – Докука пожал плечами, – странное имя, впервые такое слышу.
Короткий зимний день уходил. Солнце скрылось за верхушками елей, на мгновение набросив на них золотую кисею. Засинел снег, мороз крепчал.
– Тишина, – молвил Худоба.
При этом слове старик вздрогнул и закрыл лицо рукой.
– Что с тобой, Данила, мил человек, – участливо спросил Докука, гладя старика по плечу, – поехали домой, кашки поедим да и побеседуем.
Быстро смеркалось.
Кривда достала горшок из печи, брякнула на стол.
– Я уж думала, с голоду помру, – недовольно забурчала Уродушка, выползая из своего угла.
Звенислава пряла, пальцы быстро и ловко скручивали нить, веретено жужжало.
– А ты б с сестрицей рядом пристроилась, за работой время быстрей бежит, Звенислава его и не замечает, – съехидничал Петель, спрыгивая с печи.
Уродушка надулась, но за стол села.
– А ты чего, доченька, – Кривда ласково посмотрела на Звениславу, – иди, поешь, личико-то побледнело, хоть бы сходила на улицу, воздухом подышала. Все трудишься.
– Пускай пристынет, – откликнулась девушка, – ты пока хлеб режешь, я еще напряду.
– Хлебушка мало осталось, – вздохнула Кривда, – на кашу налегайте.
Уродушка зачерпнула ложкой кашу и довольно зачавкала.
– Звенислава, торопись за стол, – заволновался Петель, – от тебя одни косточки остались, а Урода глянь как за челюстями работает.
– Попрекаити! – загундосила Уродушка.
Она быстро сжевала свой кусок хлеба и потянулась за другим.
– Руку убери, – рявкнул Петель, – а Звенислава что, пускай голодной остается?
– А мне есть неохота, – улыбнулась девушка, садясь за стол.
– Подкрепись, милая, а то смеха твоего не слышно стало и песен больше не поешь.
– Зато Притоптыш вчера под окошком распевал, женишок, – СКАЧАТЬ