– Не, ковшик начал, чуток поработаю, ручку резную сделаю, по краешку узор пущу.
– Для Звениславы стараешься?
Худоба промолчал.
– Для нее, – кивнул Докука, вытягиваясь на лавке.
– Слышь, отец, объясни мне, непонятливому, отчего на дядьку Петеля и тетку Кривду лишний раз взглянуть неохота, а от Звениславы глаз не отведешь.
– Так и Кривда в свое время хороша была, хоть и одноглазая, тело у нее было литое, лицо белое. Это сейчас зубы через один – об Петеля обломала, когда его грызла, сама черная, от работы высохшая. А хохотала как. На одном конце деревни смехом зальется, на другом слышно. Жизнь наша в нужде и лишениях, с такого житья-бытья не раздобреешь. Да и Петель на одно мастак – на печи лежать, еще Уродушку себе на спину посадили, а она ножки вытянула, прихохатывает. Ты как хочешь, сынок, а я спать буду. Ветер вроде утих, поутру работать отправимся.
Утро было морозное, ясное. От ледяного воздуха заходилось дыхание. В стылом небе светило холодное солнце, морозная пыль горела в его лучах, сверкал свежий снег.
Докука запряг каурую смирную лошадку, отец с сыном сели в розвальни и поехали к лесу. Без устали Худоба и Докука валили лес. Дед тяжело дышал, утирал шапкой взмокшее лицо, часто останавливался и радовался, видя, как ладно и ловко работает сын. Топор, сверкнув, взлетал в воздух и врезался в толстый ствол, дерево шаталось, осыпая снег с ветвей, падало. Худоба обрубал сучья, стаскивал их в кучу. Докука сел на поваленный ствол.
– Уморился я что-то, сынок, – пожаловался он.
– Отдохни, отец, годы твои не молодые, я за двоих потружусь.
– Присядь и ты, сынок, хлебушка пожуем.
– Да и впрямь, на сегодня немало сделали, пора и перекусить.
Худоба опустился на ствол рядом с отцом. Тот достал из-за пазухи тряпицу, в которую был завернут кусок.
– Теплый хлебушек. От тела моего грелся.
Дед Докука разломил кусок надвое, большую часть отдал сыну, свою мигом прожевал, хлопнул себя по животу и недоуменно сказал:
– Я не понял, сынок, мы уже поели или только собираемся, хлеба нет, стало быть, поели, а в животе пусто.
Худоба усмехнулся, дожевывая хлеб.
– Э-э-э-э – вдруг затянул Докука.
– Что ты, отец, – всполошился Худоба, – чисто баран бекаешь.
– Мо-мо…
– Теперь замычал. Да что такое? Иль кто на тебя болезнь напустил?
–Ты глянь туда, сынок, думал я, врут люди, сказки-побасенки рассказывают про Зимушку, Деда Мороза, а он сам к нам пожаловал. Слыхал я от старых людей, – Докука вытянул шейку и шептал на ухо сыну, – что, коли ласково попросишь о чем Деда Мороза, он тебе всяких подарков даст.
Худоба поднял голову. Между двух заснеженных елей стоял высокий худой старик. Белые волосы спускались на плечи, седая борода доставала до пояса. Старик был в полотняной рубахе, меховой тужурке и лаптях.
– Вот дураки СКАЧАТЬ