– Ни хрена себе! – только и смог процедить Генка, выпучивая глаза. Огоньки в них вспыхнули завистливыми кострами.
Рыбацкую тему оборвала Галка Храпова, весьма упитанная особа. Она вынесла из магазина объемную сумку, и, по ястребиному зыркнув на мужа, зычно гаркнула:
– Генка! Долго ты там лалакать будешь! Как помочь, так тебя нема! А за столом – так первый…
Генка откинул недокуренную сигарету и бросился на перехват закупленного. И порывисто, даже подобострастно, распахнул багажник изрядно поколесившей бежевой «Нивы». Галя угнездилась в салоне, и машину перекосило в правую сторону. Багажник хлопнул, двигатель зарычал, заскрежетала коробка передач, и Гену с Галей унесло в сторону курочек, уточек, кроликов, поросят, и прочего налаженного быта.
«Вот, корова!» – подумалось тогда Василию, презрительно сплюнувшему. И в сказанное вдруг туго сплелись и Галя, и зря убитое животное, и что-то еще, огромное, мешающее, душившее. От чего хотелось избавиться, как когда-то, с криком, раздирая на груди подаренную тельняшку…
– Ты, поглядь, ездить ищо… – услышал Василий довольный голос деда Стрекалова. Тот, маленький, худощавый, лопоухий, с морщинками в уголках прищуренных глаз, появился незаметно, словно ушастая сова, мягко и неслышно опустившаяся над полем в туманных сумерках.
Игнатия Семеновича, Василий, уважал. Дед дружил с его отцом, умершим, когда Василий служил срочную.
– Добрый день, Семеныч! – пожал узкую старческую ладошку. «Вот! Живет же… а бати – нету, – прошелестело недобрым сквознячком в мыслях Василия. – А-а!» – догнала уже немым криком и навалилась отупляющая безысходность. «Да и как, дружили? – опять подумал Василий об отношениях между людьми. – Работали вместе. Выпивали. Да и все тут…»
– Так ты, Васенька, раков утех руками… или, в раколовку? Так, их вроде, отродясь уже как нема, раков тех. Не помню, когда и ел их… Их, Вася, непременно нужно со старым укропом варить. Слышь, со старым, непременно! – поднял дед Стрекалов ввысь указательный палец. Ему не верилось, что Василий всех раков продал и не оставил для себя. – У меня, как раз, такого укропу – пропасть! – зачастил дед, прищурив один глаз. – Я, Вася, такого самогону нагнал. Во! – поднял он верх большой палец левой руки – А пьется! – лейся песня! – выстрелил он из главного калибра.
Василий посмотрел на тщедушного Стрекалова, внутри у него что-то дернулось, ему на миг показалось, что из глаз его рванут наружу дурные, пьяные слезы. Ему вдруг стало невыносимо. Захотелось повернуться, и что есть мочи побежать. Бежать от них всех. И, рванувшись, на пределе сил, как перед финишем, – рвануть уже от самого себя. Из собственной шкуры.
– Нема, Семеныч, раков. – осипше произнес, откашливаясь. – Шутканул я. Нету. Ни рыбы, ни раков. Даже раком, – уже нету!
Дед понятливо СКАЧАТЬ