Крымское зарево. Александр Тамоников

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ чтобы показать размер плодов, которые росли на родине обрадованного сводкой сержанта.

      На него со всех сторон зашикали, чтобы не мешал слушать радиотрансляцию. Радиоточка – черный, хриплый рупор – была примотана толстым шнуром прямо к уличному фонарному столбу и вещала громко, так что звуки разносились по всей улице. Но все равно и жители Дмитровки, и военные, что развернули штаб в освобожденном населенном пункте, раненые, которых лечили в военно-полевом госпитале, замирали, не издавая ни звука во время ежедневных трансляций. Они вслушивались в каждое слово, сжимали руки в кулаки при сообщениях об упорном сопротивлении гитлеровцев. А когда диктор сухо рассказывал о победах Красной армии, люди радостно переглядывались, в глазах светился огонек надежды: наконец, наконец советские воины стали побеждать, теперь они каждый день освобождают километры родных земель от проклятых фашистов, от Гитлера, который уже был уверен в своей победе на территории СССР! Люди мерзли на зимнем ветру до костей в своей прохудившейся одежке, местные ребятишки жались, будто растрепанные воробьишки, в своих рваных обмотках под скудным декабрьским солнцем, их животы сводило от привычного ощущения голода. Но каждый день ручейки из солдат, офицеров, женщин, стариков, детей стекались к деревенскому пятачку у большой избы, где раньше располагалось правление местного колхоза. И с надеждой, с радостным чаянием люди ждали, замирали и поднимали бледные лица в сторону черного раструба на столбе, ловили каждое слово диктора.

      Вместе со всеми капитан Шубин каждый день ходил к штабу, чтобы узнать новости с фронта. Хотя линия двух территорий – оккупированной и уже освобожденной – была буквально в пятидесяти километрах от Дмитровки, и все же здесь фронтовой разведчик не чувствовал привычного присутствия войны. В небе не ухали артиллерийские снаряды, оно радовало глаз чистой голубизной или яркой россыпью звезд, а не было спрятано за траурной вуалью пороховой гари; в воздухе разносились мирные ароматы свежеприготовленного обеда с полевой кухни и натопленных печей в домах; днем в деревне слышался гул голосов военных, крики детей, которые крутились рядом с бронированной техникой, скрип колодезных уключин, стук топоров, а не стрекот пулеметных очередей или отчаянные приказы: «В атаку! Вперед! Огонь!»

      Глебу нравилась мирная жизнь. Он с удовольствием каждый день, не дожидаясь своей очереди дежурить во временной казарме, колол обгоревшие бревна на дрова, а потом приносил из колодца ледяную воду и умывался прямо из ведра, пока не начинало ломить зубы и затылок от холода.

      Днем приятные хлопоты отвлекали разведчика, а вот ночью было тяжело. Капитан лежал на деревянных досках с самодельной подстилкой из гниловатой соломы и часами прислушивался к храпу и сопению спящих соседей.

      Официально после прибытия с территории военных действий, или проще ‒ передовой, фронтовик находился все еще на лечении в большом военно-полевом госпитале, который развернули в уцелевших домах Дмитровки. Во время оккупации здесь располагался немецкий штаб сивашского плацдарма, поэтому в деревне осталось много домов без повреждений от бомбардировок. Они сохранились с крышами, целыми окнами и даже домашним скарбом внутри, но пустовали: все работоспособное население деревни угнали в Германию во время оккупации, остальные жители укрылись в лесах, объединившись в партизанские отряды. В самой Дмитровке остались беспомощные старики, горстка женщин и несколько десятков ребятишек разных возрастов.

      Вместе с другими легкоранеными бойцами капитана фронтовой разведки Глеба Шубина разместили в одной из пустующих изб. Днем они ходили на уколы, на осмотр к госпитальным хирургам, потом на перевязки к медсестрам в застиранной белой форме, дальше помогали местным восстанавливать хозяйство в деревне или уезжали на стройку переправы через залив, что шла полным ходом из частей разобранной железнодорожной ветки.

      Как и все выздоравливающие, прибывшие с передовой в тыловую часть для лечения, капитан Глеб Шубин изо всех сил старался быть полезным. Он не давал себе ни минутки отдыха, стараясь устать так, чтобы вечером мгновенно уснуть без снов и тяжелых мыслей. Но ночью чуткий, тонкий, как паутинка, сон разведчика мгновенно прерывался от тихого скрипа или вздоха товарищей. Только просыпался мужчина не в темной избе: раз за разом он оказывался то на поле среди мертвецов, то в лесу в окружении трупов разведчиков из своей группы. И за эти несколько секунд между сном и реальностью капитана Шубина скручивало от невыносимой ярости, горького отчаяния из-за своей беспомощности. Его товарищи были мертвы, а он находился на территории врага рядом со смертью.

      В этот момент Глеб просыпался, мокрый и дрожащий от душевной боли, из горла, казалось, рвался крик, сердце заходилось тревожным перебоем. Капитан осторожно выскальзывал по скрипучим половицам казармы за дверь, на свежий воздух. Там он шептал беззвучно одними губами, произнося в ледяное черное небо клятву:

      «Я отомщу, отомщу за вас. За каждого! Я вернусь на фронт, на передовую, и буду мстить за вас. Я не прощу, не забуду никогда. За каждого убитого ответят фашисты! Каждого помню, земля вам пухом, ребята».

СКАЧАТЬ