Многоцветье. Это Мори

Чтение книги онлайн.

      – Я не верю в гипнотерапию.

      – Изгнание дьявола? Я бы обратился к ангелу.

      – Я плохо плаваю.

      – Не помню, чтобы у меня были дети.

      Постепенно мне это надоело, и я стал удирать, едва учуяв присутствие Сёко.

      Самым безопасным местом оказался кабинет рисования. Сёко волшебным образом переставала меня допекать, только когда я стоял перед мольбертом. Она всегда держалась на расстоянии и молча разглядывала мою картину, совершенно не пытаясь вмешаться. Может, раз она тоже любила рисовать, этот кабинет представлял для нее священную территорию.

      Да, стыдно признаться, но я продолжал ходить в кружок.

      Что ни говори, а времени у меня было много. После уроков я не особо-то и хотел возвращаться домой. Сидеть в школе допоздна было в сто раз лучше, чем беситься от одного только вида домашних.

      Меня также волновала Хирока Кувабара. Короче говоря, как и Макото, я, затаив дыхание, ждал, когда она обратится ко мне. Пусть я слишком хорошо знал, что ничего путного из этого не выйдет и что Макото свел счеты с жизнью и из-за нее тоже, но все-таки Хирока обладала особым магнетическим обаянием. Мне хотелось, чтобы она говорила и говорила всякие чудные вещи своим милым голоском. Порой я даже представлял себя на месте того мужчины…

      Но все же главная причина, по которой я ходил в кружок, была проста: мне нравилось рисовать.

      Я решил потратить время на доработку голубой картины Макото. Я уже привык писать маслом и даже преуспел в этом – скорее всего, потому, что находился в теле Макото. Так что вместо медленного овладения техникой с нуля я словно бы постепенно вспоминал то, что всегда знал.

      Вот я трепетно дотрагиваюсь кистью до холста.

      На нем теперь обитает нечто новое, нечто маленькое. Несколько мазков – и оно потихоньку растет.

      И, наконец, приобретает очертания нового мира.

      Нового мира.

      Нашего с Макото.

      Только здесь, в мире рисования, я забывал обо всех бедах и неудачах Макото, о его одиночестве и хандре, даже о его маленьком росте. День за днем живопись околдовывала меня все сильнее и сильнее. Промежуточные экзамены второго триместра были уже на носу, и кружок рисования совсем опустел – только я один старательно приходил туда.

      Все закончилось тем, что сразу после экзаменов меня вызвал классный руководитель Савада.