«Я чертовски занят!»
Хотя на самом деле это была очень мягкая ложь, даже пятая ее половинка, как аккуратный отрез от круглой сущности бельгийского сыра…
Старые часы с красивым боем, заключенные в дубовый гробовидный шкаф с резьбой, купленные в самой западной части Немецкой страны за приличные деньги, тихо шевелились тяжелым серебряным маятником за толстым стеклом. На круглом маятнике кабинетных курантов было написано по-немецки:
«Я – Время! Я значу больше, чем ты – маленький человечек!»
Миловидное лицо мамы самого Бога умиротворенно смотрело со стены в пространство кабинета и на спину стоящего у окна Андрея, поблескивая крупным морским жемчугом и дорогой инкрустацией желтых индийских сапфиров. Мух в кабинете не было, потому что они никогда не долетали до такого высокого уровня, где у окна стоял обыкновенный удачный мужчина, над которым сам Всевышний проводил свой медленный и качественный эксперимент. Андрей смотрел с большого верха в маленький и очень широкий низ и разглядывал чьи-то передвижения, мигающие огоньки, тусклые проблески человеческой деятельности и множество обыкновенных оттенков искусственного света. Для него свет был похож на всплески маленьких орхидей, хотя он глубоко сомневался, что его мнение кто-то может разделить… Стоя на самом верху большого бизнес-центра он ловил собственные вибрации, отдавая их огромному строению. Хозяин кабинета молча ловил отголоски самого здания, ничего не ощущая, но искренне веруя в сросшийся узел железобетона и десятков километров его нервов. Арматура, скрепившая здание, была там же, где и маленькие нервные струи, где-то под кожей…, под лимфой и бетонными мышцами небоскреба.
Он стоял как хозяин…, широко расставив ноги, разглядывая пустую вертолетную площадку здания ниже и четыре огромных окна напротив, где спортивная женщина с прической Чиполлино и с указкой в руке объясняла грустной аудитории какие-то схематические догмы, знакомые только ей… Она ни столько рассказывала какой-то загадочный материал, как занималась демонстрацией собственной персоны, выгибая туго облегающие бедра черной юбки, расстегнутую на три пуговицы белую блузу, высокие каблуки и очки с ярко накрашенным ртом. Эффект – «всё внимание мне» был достигнут изобилием мужчин в большом помещении и ненавистью трех молодых женщин на галерке. Андрей улыбнулся своему пониманию происходящего там…
Вечер заполнял пространство между небоскребами, оттеняя окна от света и свет от окон, как это делали толстый и романтичный Сезанн, пьяный от запахов полей Камиль Коро, болезненный молчун Ван Гог и вечно простуженный красивыми мыслями Камиль Писсарро. Высотные строения напоминали красивые чемоданы на фоне неба, которые никто никогда не возьмет в путешествие. Люди сами путешествовали внутри этих чемоданов по лестницам и в лифтовых кабинках, изменяя чужие судьбы, свою веру в будущее и даже очертания настоящей любви, толкающей на поступки чьи-то счастливые и красиво-отстраненные мысли.
Андрей медленно пробовал объяснить для самого себя утомительные гирлянды недавних кадров своей жизни, но вовсе «не жизнь», пристальные взгляды завидующих и шорохи чужих повествований, чужую желчь сквозь яблоки глаз и горькую зависть сердечных аритмий, которые он постоянно ощущал на совещаниях своих подчиненных. Он стоял на высоте огромного города и думал, анализируя свою шелковую жизнь на самом пике нагроможденного стекла и бетона. Андрей был слегка счастлив, разбавив тяжесть ушедшего дня коньячными парами высокого качества. Он пытался осветить и связать свою главную идею, навязчиво всплывающую уже целых пять дней и не дающую его голове покоя…
Он анализировал себя, сделав умопомрачительное открытие, что он вовсе не живет на этом свете, а просто функционирует. Он, имея всё, кроме самолёта, существует для других, исполняя тысячи чужих перемещений, желаний и выгод. Он размышлял, разглядывая бортовые огни новенького вертолета, поднимавшегося с крыши соседнего здания…
… Лиза хотела петь. Она страшно хотела и хочет петь, окруженная зудом десятка мерзавцев, чующих совершенную добычу и запах конопляной целлюлозы долларовой текстуры с секретной краской MZLК55. Сластолюбцы и негодяи похожи на перламутровых мух и вьются возле неё, рассказывая, какая она талантливая певица… вашу мать! Ей всегда и всего было мало и любое её появление напоминало восход не среднего солнца и не целой указующей звезды, а обыкновенного пыльного прожектора, раздражающего своим назойливым световым потоком. Она хотела квартиру и её получила, она заламывала руки и билась в истерике выдуманной клаустрофобии и получила дом на семь комнат с внутренним бассейном. Джип, «Бентли», колье СКАЧАТЬ