Изгнанник. Литературные воспоминания. Иван Бунин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      – За тем, – отвечал он, – что Чехов нигде не показывается, все нет случая представиться ему.

      – Помилуй, какой для этого нужен случай! Возьми извозчика и поезжай.

      – Но я вовсе не желаю показаться ему нахалом! А кроме того, я знаю, что я так оробею перед ним, что покажусь еще и совершенным дураком. Вот если бы ты свез меня как-нибудь к нему…

      Я не замедлил сделать это и убедился, что все была правда: войдя к Чехову, он покраснел до ушей, стал что-то бормотать… А вышел от него в полном восторге:

      – Ты не поверишь, как я счастлив, что наконец узнал его, и как очарован им! Вот это человек! Вот это писатель! Теперь на всех прочих буду смотреть как на верблюдов.

      – Спасибо, – сказал я, смеясь.

      Он захохотал на всю улицу.

      Есть знаменитая фотографическая карточка – знаменитая потому, что она, в виде открытки, разошлась в свое время в сотнях тысячах экземпляров, – та, на которой сняты Андреев, Горький, Шаляпин, Скиталец, Чириков, Телешов и я. Мы сошлись однажды на завтрак в московский немецкий ресторан «Альпийская роза», завтракали долго и весело и вдруг решили ехать сниматься. Тут мы со Скитальцем сперва немножко поругались. Я сказал:

      – Опять сниматься! Все сниматься! Сплошная собачья свадьба.

      Скиталец обиделся.

      – Почему же это свадьба, да еще собачья? – ответил он своим грубо-наигранным басом. – Я, например, собакой себя никак не считаю, не знаю, как другие считают себя.

      – А как же это назвать иначе? – сказал я. – Идет у нас сплошной пир, праздник. По вашим же собственным словам, «народ пухнет с голоду», Россия гибнет, в ней «всякие напасти, внизу власть тьмы, а наверху тьма власти», над ней «реет буревестник, черной молнии подобен», а что в Москве, в Петербурге? День и ночь праздник, всероссийское событие за событием: новый сборник «Знания», новая пьеса Гамсуна, премьера в Художественном театре, премьера в Большом театре, курсистки падают в обморок при виде Станиславского и Качалова, лихачи мчатся к «Яру» и в «Стрельну»…

      Дело могло перейти в ссору, но тут поднялся общий смех. Шаляпин закричал:

      – Браво, правильно! А все-таки айда, братцы, увековечивать собачью свадьбу! Снимаемся мы, правда, частенько, да надо же что-нибудь потомству оставить после себя. А то пел, пел человек, а помер – и крышка ему.

      – Да, – подхватил Горький, – писал, писал – и околел.

      – Как, например, я, – сумрачно сказал Андреев. – Околею в первую голову…

      Он это постоянно говорил, и над ним посмеивались. Но так оно и вышло.

* * *

      Все считали Шаляпина очень левым, ревели от восторга, когда он пел «Марсельезу» или «Блоху», в которой тоже усматривали нечто революционное, сатанинское, издевательство над королями:

      Жил-был король когда-то,

      При нем блоха жила…

      И что же вдруг случилось? СКАЧАТЬ