Беременная в шестнадцать. Анастасия Мальцева

Чтение книги онлайн.

      Служба, как они это называли, шла два часа. Сначала батюшка, одетый в белый халат с вышитыми на манжетах крестами, долго говорил о, как он это называл, грехе плоти. Я вполуха слушала его проповедь и всё никак понять не могла, почему взрослые так осуждают секс, но вечно им занимаются.

      Он называл гениталии срамом, и мне ещё больше было стыдно из-за того, что я делала, когда родители спали. Мне так хотелось оттуда убежать. Так хотелось услышать хоть что-то приятное.

      И единственное, что меня согревало, это мысли о Ване. Я снова улетала в воспоминания о нём, а потом плавно оказалась в мечтах. Вот мы с ним уже жили в собственном доме, и он приносил мне кофе в постель и говорил, как сильно меня любит. Потом мы предавались этому самому греху плоти, и, знаете ли, он дарил райское наслаждение.

      На фантазии о путешествии к мору я ощутила болезненный тычок в бок и резко вернулась. Мать сурово смотрела на меня и крестилась. Я очухалась и стала креститься вместе с ней, как и все остальные. Батюшка стал завывать молитву, все вторили и крестились после каждого псалма.

      Когда всё это закончилось, люди стали выстраиваться в очередь к батюшке, чтобы получить у него благословение и внести лепту. Мать сунула мне тысячную купюру и шепнула на ухо:

      – Положишь в лазбень правой рукой. Поняла?

      Я помотала головой, пытаясь понять, что ещё лазбень.

      – Ох, дочь, – она вздохнула и добродушно улыбнулась – видимо, вштырило от этой их мессы, – смотри за мной и повторяй так же.

      Когда дошло дело до неё, я смотрела в оба. Она слизнула с пальца батюшки какую-то шнягу, положила деньги в коробку, которую он держал другой рукой, и поцеловала её. Не коробку, в смысле, а руку.

      Вот уж чего-чего, а таким я заниматься совсем не хотела. Поэтому просто положила деньги в эту коробку-лазбень и собиралась уйти, но мать меня остановила и уже вовсе не добродушно приказала открыть рот.

      Я его приоткрыла – скорее даже от неожиданности, и тут этот поп сунул мне свой палец в него и провёл по языку. Я чуть ли не блеванула, а мать как нагни меня и прикажи:

      – Целуй!

      Я коснулась губами его мерзкой шершавой кожи, стараясь сдержать рвотный позыв, пока на языке растворялась какая-то безвкусная хрень.