Когда взорвётся Бетельгейзе. Надежда Нелидова

Чтение книги онлайн.

      Они не могут быть вместе и не могут быть врозь. Им необходимо проговорить друг другу прожитый день – никто в целом свете лучше не поймёт, хотя и знают: получат в ответ не сочувствие, а нагоняй.

      – Заметила: стала не любить приглашать в гости, – жалуется Младшая. – А так хочется встретиться, поболтать. Но как представлю: магазины, готовка, метание от плиты к столу, раковина с грязной посудой… Вот и сижу одна, как сыч. Я кто: интроверт или экстраверт?

      Старшая безжалостна:

      – Ты лодырь.

      – От тебя разве доброе слово услышишь? – вспыхивает Младшая. – Ты всегда: скажешь – как с размаху ударишь по лицу. Только и остаётся стоять столбом и хватать ртом воздух. Не буду больше с тобой делиться.

      Но назавтра снова звонит. Старшая тоже в претензиях:

      – С ней неудобно появляться в приличном обществе. Пальто допотопное – бомжихи такое не наденут. Какие-то детские резиновые сапожонки, в них заправлены мятые брюки. Ужас! А неотёсанность, а нравственная глухота?! Позавчера идём в пустынной аллее, шуршим листьями, я декламирую:

      Прощались мы в аллее дальной,

      Лежала вкруг широко тень,

      На миг улыбкою прощальной

      Осенний озарился день…

      До слёз… Тут она оглядывается: «Как хорошо, никого нет поблизости, можно пукнуть». И всё насмарку: поэтическое настроение, Блок, возвышенность, романтика… Так изгадить может только она.

      Вспоминает:

      – Или вот ещё: в каждом ларьке, как маленькая, покупает сладости, а ей нельзя, диабет. Я из-за неё киплю, вся на нервах, прыгает давление – а этой хоть бы что.

      Младшая оправдывается:

      – Как ты не понимаешь? От сладкого в организме вырабатывается гормон счастья, серотонин и эндорфины. Поднимается настроение – значит, опускается сахар, это взаимосвязано. Уж точно лучше, чем злиться на весь белый свет. Вот от этого брюзжания, бу-бу-бу – и нарушается обмен веществ.

      – Ах, это я брюзга, бу-бу-бу?!

      И пошло-поехало.

      ***

      – У тебя пенсию на сколько подняли? У меня на 254 рубля. Я тебя обогнала, я тебя обогнала!

      – Не удивляюсь, – поджимает губы Старшая. – У тебя стаж двадцать лет наберётся ли? Всю жизнь порхала попрыгуньей стрекозой. Таким как ты, бездельницам, и выравнивают, и подтягивают до уровня. Отнимаете заслуженное у нас, ветеранов труда.

      Младшая вдруг ужасается:

      – Боже мой… Мы, вчерашние голенастые девчонки, кряхтя обсуждаем пенсию, болячки, лекарства… Вспомни нас маленьких: в страшном сне не могло привидеться, что превратимся в старых грымз. Хотя я грымзой себя не считаю. Остановилась в районе двенадцати лет. А ты в каком возрасте застыла?

      – Оно и видно, что в малолетках застряла, до сих пор ума с горошинку, – ворчит Старшая. Но задумывается: действительно, на сколько лет она себя чувствует? Девятнадцать? Двадцать четыре? Трагедия человека не в том, что он стареет, а что душой остаётся молодым – какой умница Оскар Уайльд!

      Младшая вздыхает:

      – Я себя рано помню. Вот как сейчас: сижу в садике на горшке, а мальчик из группы стоит рядом, ждёт, чтобы мне штанишки на пуговицу застегнуть. Рыцарь! Он в меня влюблён был.

      – Кто про что, а вшивый про баню. Всю жизнь только мальчики на уме. А как я тебе сандалики застёгивала – помнишь?

      – Забыла…

      – Ещё бы не забыть. Лопай больше свои пирожные, забивай бляшками сосуды, зарабатывай склероз… И сними, наконец, эти ужасные брюки шириной в Чёрное море, не позорься!