Стивенсона читали не все. Это теперь думают, будто жители Союза массово обожали книги, но в Немчиновской компании, состоявшей из трёх девочек и четырёх мальчиков, чтением увлекались лишь последние. Зато во время показа снятого по книге фильма «Приключения принца Флоризеля» все дети дружно бежали с улицы домой. Так что представление о «Клубе» девочки имели. Вот на этот сюжет Сашка и придумал своё безобразие:
– А давайте, д-д-давайте, – заикался он, клубнично краснея и тряся белобрысой головой, – д-д-давайте трефовый туз будет целовать пикового!
Изнывающих от понятных желаний подростков предложение будоражило, но девчонки для порядка ломались.
– Кать, Ань, Ник, ну чего вы! – Сашка скакал вокруг них, совершая руками какие-то паучьи жесты.
– П-фу, – фыркали девчонки, – с кем, с тобой целоваться?!
– Да ладно вам, – спокойно уговаривал Игорь, – подумаешь, делов-то…
– В щёчку поцелуемся по-быстрому и всё, – увещевал Лёшка.
Томясь от соблазна, девчонки жеманились. Это ж вам не кис-мяу, где можно выбирать цвета и так и не дойти до главного. Иногда они играли в кис-мяу, но загадывать розовый (поцелуй в щёку) или тем более красный (поцелуй в губы) не решались. Похотливым шёпотом Сашка рассказывал, будто есть ещё цвета означающие то самое… ну, вы поняли… и будто у кого-то когда-то до этого доходило, так что им пришлось пойти в подъезд и это сделать, а иначе нечестно. С картами всё выглядело проще, неотвратимее: тузы либо попадались, либо нет. И точка. С ними не получалось отвертеться.
Пацаны уламывали девчонок не один день, и наконец после яростного шушукания Катька – самая старшая – строго объявила:
– Один раз!
И подняла указательный палец вверх.
– Ву-у-у… – взвыл от радости Сашка.
Шёл тысяча девятьсот восемьдесят пятый год. В посёлке Немчиновка под Москвой воздух подрагивал от жары; летняя нега, жасминовая сладость томили ребят, смешиваясь с гнётом подростковых гормонов.
– Кать, ты нарочно время тянешь?! Сдавай уже, не томи!
Катька тасует красивые карты из киоска «Союзпечать». В руках у неё «Русский стиль» – лучшая колода СССР. На рубашке – стилизованный ковровый узор; валеты, дамы и короли одеты в нарядные костюмы бояр и боярынь, князей, княгинь и сокольничих. Непонятно почему, Катька утверждает, что она – бубновая дама, Анька – дама треф, а Ника – только пиковая и никак иначе.
– Хо-хо-хо, – похохатывает Сашка в предвкушении, – вот если Анюте выпадет! Ух я тогда!
– Фу, заткнись ты! – кокетливо говорит Анька. Зелёные глаза сверкают из-под тёмной чёлки. Юбка задралась выше колен. Ноги покрыты пятнами комариных укусов, но Анька откровенно соблазнительна и прекрасно об этом знает.
Лёшка стискивает край стола, недовольно ёрзает, ревниво косясь на Сашку:
– Не говори гоп, дурак!
– Анюта, вы прекрасны, как Венера! – поёт Сашка ему назло.
Дениска молча смотрит, как копятся в его руках красные сердечки червей, ромбы, пики, трефы. Лучше пусть выпадет Аньке или Нике. Катьке – как-то неловко. Денискины родители снимают у Катькиных предков дачу. Как потом с ней в одном доме жить? Да и несерьёзно это – Катька на четыре года старше. Но внутри, в животе что-то сладко тянет, ноет, закручивается. Если бы всё-таки Катьке…
Ника вдруг заливается краской:
– Ой! – обеими руками прижимает карту к груди.
– Не канителься, дай позырить!
Вздрогнув, Ника отводит руки, раскрывает их перед всеми. На ладонях у неё пиковый туз. Ника – пика.
– Хо-хо-хо! – округло хохочет Сашка.
Анька с обидой выдыхает:
– Пронесло, слава тебе, Господи!
Катька продолжает сдавать. Карты с влажными шлепками ложатся на кусок фанеры – импровизированный стол без ножек. Уже почти конец колоде, а роковой карты всё нет. Ещё несколько взмахов рук, и колода заканчивается.
– Кто зажал? – спрашивает Лёшка, выкладывая всё, что ему досталось.
– Не я.
– Не я.
– Не я.
– Не я.
Анька, Катька, Сашка и Дениска одновременно выкидывают свои карты на фанеру.
– Ну лана, вот, – Игорь пренебрежительно швыряет карту перед собой.
Это трефовый туз.
– Благословляю вас, дети мои! – с глумливой завистью усмехается Сашка.
С Никой что-то СКАЧАТЬ