К музыке. Ираклий Андроников

Чтение книги онлайн.

      Мы вышли втроем. Лил дождь. Пошли на Пушкинскую, где жил Соллертинский. И там он рассказал эту историю за ночь раз десять, каждый раз прибавляя к ней множество новых подробностей. Я задыхался от смеха. Валялся на диване в изнеможении. Но к утру какая-то муть стала оседать в голове, я начал смекать, что мне-то особенно радоваться нечему, что это произошло со мной и, вероятно, отразится на всей моей жизни, повернет ее ход и мне уже не иметь дела с музыкой (как потом и случилось!). Наверно, к утру лицо мое уже ничего не могло выражать, кроме тупого отчаяния. Но туловище все еще продолжало колыхаться от смеха.

      Проснулся я дома, у себя на диване. В комнате было светло.

      Услышав в соседней чьи-то шаги, я позвал:

      – Ма-ать!

      Мать вошла. Я сказал:

      – Дело в том, что я вчера провалился. И у меня просьба: на эту тему, если можно, не разговаривать со мной.

      Мать спокойно ответила:

      – Может быть, ты и провалился, – этого я не знаю, – только уж это было не вчера, а позавчера…

      – Почему же позавчера?

      – Потому что ты домой пришел очень поздно, тебя целый день вчера будили, спрашивали, когда и куда тебе надо идти. Ты говорил, что тебе больше никуда никогда ходить не придется. Просил оставить тебя в покое…

      Я подпер голову кулаком, перевел взгляд на ковер… Раскисшие, разлезшиеся, серо-белые, с мышиными хвостиками вместо шнурков, стояли возле дивана бывшие лакированные ботинки Антона Шварца!.. Но мысль о том, что Шварц вчера выступал босой, привела меня в такое отчаяние, что я заплакал.

      Мать спросила:

      – Неужели ты думаешь помочь делу тем, что будешь лежать в постели и плакать?

      Я прохрипел:

      – Да вовсе я не от этого плачу!.. Мне… Шварца жалко!

      А на другой день меня с шумом уволили из филармонии.

      Но – странное дело! – с тех пор я никогда уже так не боялся. И впоследствии почти полностью преодолел страх.

      Первое исполнение на эстраде «Первого раза на эстраде»

      Стыд меня мучил, но через несколько дней я все же пошел в филармонию. На концерт. В фойе, в кругу молодых хохочущих композиторов, я увидел Ивана Ивановича, который что-то рассказывал им, как всегда пулеметно и остроумно.

      Заметив меня, он извинился и, подойдя, положил мне на плечо руку.

      – Поскольку на Танеева расчеты плохи, – он хохотнул, – мне хотелось бы знать, что ты жуешь? У тебя ж нет работы!

      Я пробормотал что-то невнятное.

      – Я говорил о тебе на радио, – сказал Соллертинский. – Там тебе будут заказывать небольшие музыкальные конферансы. Вот возьми, передай Вере Францевне Коукаль…

      И вручил мне заранее заготовленную СКАЧАТЬ