Поныне, в свои шестьдесят четыре года, дряхлея в сединах, пусть и сохранил я прежнюю силу рук и навыки, однако утратил их верность, а хуже и досаднее того, стал лишаться прежней зоркости стареющих глаз. Ставшее неверным зрение моё приобрело свойство избирательности, оно по-прежнему ясно различает то, что расположено вдали, однако облик предметов, расположенных вблизи, стал расплываться и удваиваться, тем утратив прежнюю резкость. У мастера Джироламо Каваллетти, чья мастерская находится в доме на Виа Кастелло, у церкви Святого Мартина, что у городского арсенала, известного всей Венеции мастерством своим по изготовлению зеркал, обработке вещиц хрустальных, так и литьём стекла и шлифованием его, справил я особый глазной инструмент; видел я прежде те новомодные стёкла на других, только относился к тем зрительным линзам скептически. Сначала показал он мне ту вещицу, lapides ad legendum1, и, примерив оную, моему первоначальному удивлению, а после того восхищению не было пределов. Тогда, по моему заказу, справил он для меня ту превосходную раздвижную оправу вроде гнутой рогатки, что держать следует у переносицы, изготовил в ней отверстия и мастерски вставил в неё чудные стёкла. Уплатил за эту распрекрасную работу значительную сумму, равную одному дукату и восьми сольдо, однако не пожалел о потраченных деньгах, ибо превеликая польза от того инструмента. Пусть оказались мало удобны и пригодны те стёкла для прежнего занятия красочной живописью по холстине, меж тем вполне годятся оные для чтения самого мелкого письма, рисунка серебряным карандашом, гравировки офортов, резьбы ксилографии, а более всего подходящи, дабы выполнить писание пером по бумаге. Может, из-за невозможности заниматься любимым живописным поприщем, потому и принялся я сделать памятные записи, дабы составить тем своё правдивое жизнеописание.
Знатность рода и прочие достоинства привносят не много мирского суеславия, каковое имеет многоразличные начала, однако для тех, кто добился признания на стезе своего мастерства, не эти сословные привилегии, приобретённые одним только происхождением, имеют первостепенность. Самоважнейшее, о чём считаю необходимым поведать я другим, есть то обстоятельство, что если человек ведёт род свой от людей доблестных и древнейших, не то важно, что досталось тебе от предков твоих по наследованию, пусть и благородного рода; а то, чего ты достиг сам, и происхождение, пусть и незнатное, не должно являться помехой, дабы чтить род свой. Кличут меня Андреа Донато Робусти, сын высокоискусного и превосходительного мастера Якопо, сына Карло Робусти Комина, сына Кристофано Робусти Комина; мать моя – мадонна Фаустина де Вескови, дочь Стефано де Вескови, сына Пьеро де Вескови, сына Николо де Вескови, стародавнего знатного рода и благородного происхождения.
Начально поведаю о том, как Создателю было угодно, чтобы появился я и вошёл в божий мир, созданный им. Матушка моя, Фаустина де Вескови вышла замуж за отца моего и прежде родила ему семерых детей, и были то два сына и пять дочерей. Я же родился позже всех и сделался младшим ребёнком в семье, а случились роды моей любимой матушки в день всех Святых, и шёл тогда 1568 год. Непередаваема моя благодарность матери! Не создавал Господь женщины, равной ей по красоте, уму и грации. Лик её был подобен античным богиням, чьи мраморные бюсты лицезрел я в собраниях древностей, вьющиеся волосы её были мягки, как шёлк, привозимый из-за моря, а цветом своим были подобно снегу, что лежит на вершинах дальних гор. Матушка моя обучила меня азбуке и умению складывать буквы в слова и чтению тех, и писанию их, игре на лютне и флейте и сделался я весьма искусный в этом игрецком художестве.
Однако тяга моя к рисованию явилась ранее всех иных способностей. Дом, где проживало семейство наше, имел двор, была там оштукатуренная белым стена, укрытая от дождя и солнца черепичным навесом. И только научившись ходить, в подражании отцу и старшим братьям моим, принялся я на той стене за рисование углём. По детскому возрасту своему запамятовал я, что изобразил тогда на белёной стене, только помню, что перепачкал руки и одежду углём, и боялся, что накажут меня за то. И, смеясь, показала моя добрейшая матушка те рисунки на стене моему отцу, и вызвало детское художество моё в нём весёлость, ибо возрадовался он, что и младший сын имеет потребность к рисованию, ибо сам был он величайший мастер, превеликий и искуснейший живописец.
Сказывал мне старший брат мой Доменико, что за четыре года до моего рождения мой славный отец приступил к работе для Братства святого СКАЧАТЬ
1
Камни для чтения (лат.)