А про себя подумал, что, конечно, Наталья-то фельдшер от Бога. Хоть аппендицит вырезать, хоть роды принять, а хоть бы и зуб выдернуть. Ей бы в какой аспирантуре учиться, а она как приехала сюда к ним лет восемь тому, так и осталась. Нет, конечно, их поселку, можно сказать с Натальей-то повезло, тут ничего не скажешь. Только вот характер она имела вздорный и стервозный. Может, потому до сих пор была и не замужем. Участковый хмуро глянул на фельдшера, как будто опасался, что она сможет прочесть его не очень приятные мысли насчет нее. Наталья ответила ему такой же хмурой усмешкой, будто и вправду поняла, о чем он думает, и, покачав головой, словно говоря «бывают же такие…», и вошла внутрь. Василий Егорович едва успел ей прокричать вслед:
– Андреевна, так я пошел что ли…?
В ответ уже из-за закрытой двери раздалось насмешливое:
– Да иди уже…
Участковый с облегчением выдохнул и поспешно пошел по улице к дому, тихо ворча себе под нос:
– Вот же, баба-стерва… Как водой холодной окатила…
И вскоре его уже поглотила ночная тишина, и только лай собак из-за забора обозначал его направление его движения.
Наталья зашла внутрь и внимательно осмотрела сидящего на кушетке мужчину. Он по-прежнему сидел неподвижно, в точно такой же позе, в которой она его и оставила перед своим уходом, и все так же смотрел пустым взглядом в одну точку. Сокрушенно покачав головой, она принялась доставать из простой полотняной сумки поллитровую банку, закутанную в простое вафельное полотенце и старенький трехлитровый термос со сладким чаем, заваренном на травах с медом по рецепту все того же деда Авдея. Раскутав банку, подошла к кушетке, присела рядом на табуретке и принялась кормить его с ложечки, словно малого ребенка, теплым бульоном. Сначала получалось плохо, он трудно сглатывал бульон, давился и потом начинал судорожно кашлять. Но женщина продолжала с упорством, приговаривая ласковые слова, кормить потерпевшего. Наконец, с горем пополам, ей удалось ему влить граммов двести пятьдесят вкусной и питательной жидкости. Деловито вытерев рот ему все тем же вафельным полотенцем, в которое была завернута банка, она налила в старую фаянсовую кружку с красненьким ободком по краям, немного чая. Тут же аромат летней травы, смешенный с медовым духом, заполнил всю комнату, перебивая навязчивый запах хлорки и каких-то лекарств. С чаем дело пошло уже легче. Потерпевший сам взял кружку дрожащими руками, и стал осторожно прихлебывать горячий чай, с каким-то недоумением поглядывая на фельдшера поверх края кружки. Казалось, он никак не может понять, откуда здесь взялась эта женщина. В его глазах попеременно мелькали то испуг, то недоумение, то какая-то небывалая тоска. Словно в его голове всплывали СКАЧАТЬ