Папа обычно отшучивался, но иногда, когда мама добавляла свои «пять копеек» к куче проблем извне, он терял над собой контроль и искренне расстраивался. Не знаю, замечала ли это мама, но я замечала, обычно стараясь исподволь папу поддержать.
– Надо же, – говорила я про дядю Сережу. – Такой важный у него отец, а сына на войну отправил! Мог бы куда-нибудь в Париж или в Берн.
Именно Париж с Берном верно служили моей маме притчей во языцех и символом иной, лучшей жизни.
– Если у человека основной фарси, то Париж он увидит только если перед пенсией! – оправдывался папа. – И никакие родители тут не помогут. А Сережа менее избалованный, чем некоторые без важных отцов. Учился, старался… Но на европейское отделение иди поступи! Я поэтому и говорю, – тут он кивал на меня, – учи язык! В любую свободную минутку учи инглиш!
– Из-за тебя у нее все минутки свободные, – огрызалась мама. – В Москве дети ходят в кружки, в секции, в школу ходят, в конце концов! А наша, благодаря тебе, шляется в палаты к иностранным больным!
– Ирина, всё, кто старое помянет, тому глаз вон!
Папа не одобрял ударов ниже пояса и в этих случаях маму всегда одергивал. В ответ я тоже всегда старалась прийти ему на помощь, когда наша мамочка в очередной раз «выходила из берегов», мы это так называли.
– Я и перед пенсией Парижа не дождусь, – бурчала мама. – Мне бы дождаться возвращения на Родину! Я ее буду вдвое больше ценить!
Под ядерным облаком мама снова вспомнила о своих извечных претензиях. Родительский спор на эту тему протекал всегда примерно одинаково, сигналом о его начале обычно служили мамины причитания на повышенных тонах. Услышав «сигнал к атаке», даже баятик перестал улыбаться и разорался.
Я решила перевести разговор в мирное русло. После «соучастия» в Мартышкиных деяниях, я стала намного рассудительнее. Даже мама заметила, что за один только май я «подозрительным образом повзрослела».
– Я не понимаю, почему взорвалось в Багдаде, а воняет СКАЧАТЬ