Сквер оказался прямо цветущим садом: здесь упоительно пахло магнолиями и прохладой журчащих фонтанов, а тень густо-изумрудных широколапых елей делала жару не такой невыносимой.
Над фонтанами томно свисали плакучие ивы, а листья чинар на ощупь были такими нежными, будто гладишь императорский зеленый бархат посольских кресел (в главном здании посольства был такой мебельный гарнитур, но при нападении его разнесли в щепки).
Из уличных кафе доносился запах жареного мяса, звон бокалов и веселая азербайджанская музыка, поодаль какой-то старик играл на зурне, расстелив коврик прямо на газоне, с лотков торговали пирожками, мороженым, соками и вареной кукурузой, в клумбах цвели примулы и еще какие-то цветы, из ветвей доносилось птичье многоголосье. Горячий ветер доносил соленые запахи моря. Мы угостились пирожками по 5 копеек и молочным коктейлем по 20 копеек с уличного лотка и поспешили дальше: на холме за этим дивным садом нас ждал Старый город, которые, как выяснилось, местные зовут просто Крепостью.
Миновав сквер, мы с Димкой очутились словно в сказке Шахерезады: перед нами возвышались настоящие древние крепостные стены, как в кино! На Старый город с горы взирал памятник. Он оказался моему «старому знакомому» Кирову. Я посмеялась, что в Баку он не «одна треть дядьки», как в Марьиной Роще, а в полный рост, и рассказала Димке историю про «не Кирова».
Войдя в Старый город, мы замерли, завороженные. Древние каменные постройки Ичеришехера мало чем отличались от караван-сараев, медресе, хаммамов и мавзолеев, не раз виденных нами в старинных кварталах Тегерана, Исфахана, Шираза и других иранских городов. Такими же были и узкие витиеватые булыжные улочки. Но здесь по ним не носились стайки босоногих иранских детей в сатиновых штанах, не пробегали, опустив голову, ханум в глухих чадрах и не побирались прокаженные и нищие. Вдоль древних стен, цокая каблучками, прогуливались нарядные девушки, мужчины в белых рубашках с коротким рукавом пили пиво под зонтиками уличных кафе, а у подножья холма весело поблескивал на ярком солнце аквамариновый Каспий. Нам, детям революционного Тегерана, видеть это было странно. В самых древних, исторических, уголках иранских городов традиционно ютился беднейший люд, богатые предпочитали новостройки. А в этом удивительном городе под крепостной стеной сидят не прокаженные, а влюбленные пары.
Мы припустили загадочными, типично восточными, извилистыми средневековыми переулками, вымощенными булыжником, за века отполированным до блеска полчищами прошедших тут путников. Подпрыгивая на раскаленных камнях, мы то поднимались в горку, то спускались вниз, сверяя свой путь с указаниями аксакалов, восседающими с «армудэ-эстакан» (традиционная азербайджанская емкость для чая) подле окованных старинных дверей. Как и в Тегеране с Исфаханом, здешние мальчишки и кошки тоже гуляли сами по себе. Но мальчишки были обуты и не попрошайничали, а кошки явно чувствовали себя хозяйками и защитницами Старого города. Они СКАЧАТЬ