Среди непростого. Сказки-крошки о вместе и порознь. Виктор Гаврилович Кротов

Чтение книги онлайн.

      Наверное, телепатия.

      – Никому никогда хорошего не сделал!..

      Парень вскочил и пустился бежать.

      – Гуляй, шуля, гуляй!.. – донеслось вслед.

      За всем не уследишь

      Участковый Лицаев был довольно полным, леноватым, но исключительно обаятельным. Когда подведомственные ему жители приходили с мелкими жалобами, он распахивал руки, словно готовился обнять жалобщика, и успокаивающе говорил:

      – Понимаю, приму меры, но со временем. Трудно уследить за всем сразу.

      Но когда на него жаловались в отделение и вызывало начальство, Лицаев вставал по стойке смирно и рапортовал:

      – Так точно, всё понял. Сегодня планировал этим заняться!

      И сказочно быстро разбирался в проблеме, так что числился просто образцовым участковым.

      Балаболка с барахолки

      На барахолке тараторила возможному покупателю:

      – Заберите поскорее у меня этот бюстик гипсовый. Мне уже все мозги проели этой легендой, что моя прабабка бриллиантовую брошь сюда замуровала. Не верю в чудеса совершенно. Но из-за легенды цена подороже. Вдруг вы искатель сокровищ и кокните бюстик? Вдруг там брошь? Не вздумайте только здесь колоть, а то или сами расстроитесь, или меня расстроите, если брошь обнаружится. Но не верю в это… Покупаете? Ну, гора с плеч!..

      И, подождав ухода покупателя, обернулась к мужику, сидящему неподалёку:

      – Чудесно работает!.. Давай десятый бюстик.

      Обиженный обидчик

      Он был высококвалифицированным обидчиком, этот Сорин. Умел обидеть и словом, и делом.

      Вот только очень возмущался, когда кто-нибудь обижал его самого. Сорин считал, что при этом покушались на его мастерство обиды. Или подражали его мастерству – или, что было ещё возмутительнее, придумывали что-то своё, противоречащее всякому искусству обижания.

      А когда один наглый мудрец сказал ему с едва заметной издевательской улыбкой: «Эх, не умеешь ты человека по-настоящему обидеть», – Сорин так оскорбился, что потерял дар речи. И решительно забросил практику обижания.

      Так и утратил – без практики – свою высокую квалификацию.

      Увесистый Трамба

      Трамба был о-о-очень большим и тяжёлым. И любил выполнять самую весомую работу: лечь на что-нибудь мягкое, но взъерошенное, и полежать на нём как следует.

      Взъерошенное становилось – как миленькое – компактным и приглаженным. Особенно если Трамба засыпал на нём (в качестве рабочего перерыва).

      Любил Трамба свою основательную работу!..