Филиппо выбежал из класса.
– Вот ещё! И они туда же! А метят в святые, и наверняка попадут в них!
Он вбежал в келью и снял висевшие на стенах иконы святых. И тут взор его остановился на Распятии:
– Вот Он – единственный Царь Царей, Властитель мира и Вселенной! Я поклоняюсь только ему!
За Софию было не стыдно. Ведь была же у Данте Беатриче! И его София будет чиста и невинна, а любовь их будет не иначе, как платоническая… Горько зарыдав, он не заметил, как заснул у себя в келье…
Очнувшись, Бруно вспомнил, как на столе учителя однажды прочитал школьную инструкцию:
«За студентами надо установить тщательный надзор… студенты не должны изучать языческие, философские книги, предаваться светским наукам и теми искусствами, которые называют свободными…». Но всё запретное притягивает ещё больше. Книги читались, прятались в укромных местах, и делились ими с немногими. Напускное благочиние, в которое облачались некоторые молодые ревнивцы устава и правил, скрывало, порой обычную зависть к не таким, к более развитым и умным. Но что вырастет за спиной – горб или крылья, зависит не от учения, а от самого человека…
Глава 4. Доктор теософии
Из коей становится ясно о том, как монах Джордано Бруно, готовый уже стать Доктором Теологии, вынужден бежать из монастыря. Рим. Папская резиденция. 1575 год
Под сводами Сикстинской капеллы звучал один из прекраснейших псалмов Давида Miserere mei, Deus, secundum magnam misericordiam tuam. Были предутренние сумерки, и случайно заглянувшему сюда прохожему показалось бы, что ангельские голоса пробираются в саму его душу. И это пронзительное ДО третьей октавы на 3:52 A Sei Voci, Bernard Fabre-Garrus проникает в самые её глубины. И он кричит: послушайте, послушайте! И хочет насладиться этим ещё, и ещё раз…
Папа Григорий сидел в своём кресле за столом. На нём была пурпурная мантия и красные сапожки. Кабинет из красного дерева выполнен был в строгом декоре католицизма. На столе перед ним лежало открытое Евангелие. Когда вошёл его сын, он дочитывал строки 18 Псалма Давида: «…Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их. Он поставил в них жилище Солнцу, и оно выходит, как жених из брачного чертога своего, радуется, как исполин, пробежать поприще. От края небес исход его, и шествие его до края их, и ничто не укрыто от теплоты его…» (Псалтирь 18:2-7)
Джакомо был единственным и внебрачным сыном Папы Григоря Тринадцатого. Отец его приложил немало усилий, чтобы тот, будучи бастардом, получил достойное положение в светских патрицианских кругах. Родился он, как и Бруно, в 1548 году. Уже не молодой священник, его отец, тогда ему было сорок пять лет, Уго Бонкомпаньи вступил в связь с молодой красавицей Маддаленой Фальчини. Но с тех пор Джакомо так и остался незаконнорожденным. Над этим не властна была даже папская власть.
СКАЧАТЬ