Вдова накинулась на него, как коршун, едва он появился на кухне.
– Хорек, не соблаговолишь ли начистить эти перила после завтрака? Как у тебя со временем?
По молчаливому уговору он был обязан выполнять такие просьбы в обмен на то, что она не брала с него четырнадцать долларов в неделю за комнату.
– Конечно, Ева.
– И еще тот ковер…
– …надо выбить. Да, я помню.
– Как твоя голова? – Она спросила это нарочито небрежно, скрывая сочувствие, но оно все равно слышалось в ее тоне.
– Нормально, – сказал он, наливая воду в кастрюлю.
– Вчера ты вернулся поздно, поэтому я и спра шиваю.
– Заботишься обо мне? – Он подмигнул и был рад видеть, что она все еще краснеет, словно школьница, хотя вот уже девять лет между ними не было ничего такого. Никаких глупостей.
– Но Эд…
Она одна звала его так. Для всех прочих он был просто Хорек. Что ж, все правильно. Пускай зовут, как хотят.
– Не обращай внимания, – сказал он примирительно. – Я просто не с той ноги встал.
– Судя по звукам, ты не встал, а выпал, – сказала она, но Хорек промолчал. Он быстро проглотил ненавистную овсянку и взял щетку и коробку с воском.
Наверху писатель все стучал. Винни Апшоу, живущий напротив, рассказывал, что он начинает в девять утра, днем уходит и опять стучит с трех до шести и с девяти до полуночи. Хорек не мог себе представить, откуда он берет столько слов.
Но вообще-то парень был ничего, и с ним вполне можно было пропустить пару кружечек у Делла. Он слышал, что все эти писатели пьют, как рыбы.
Он начал методично тереть перила и снова вернулся к мыслям о вдове. Она устроила в доме пансион на страховку мужа, и правильно. Она работала как лошадь. Но ей требовался мужик, и, как только боль слегка отпустила, это стало заметно. Господи, как она любила это дело!
Тогда, в 61-м, люди еще звали его Эдом, а не Хорьком, и руки у него не дрожали. Он работал на фабрике, и вот однажды вечером в январе 62-го это случилось.
Он замер со щеткой в руке, задумчиво глядя в узкое окошко над лестницей. Там сиял последний золотой свет лета, которому бы ло наплевать на холодную, дождливую осень и идущую следом зиму.
В тот вечер все у них делалось по обоюдному согласию, и когда они лежали вдвоем в ее постели, она вдруг заплакала и объявила, что они поступают нехорошо. Он ответил, что все нормально, не зная, нормально ли, и не заботясь о том; за окнами завывал ветер, а в комнате у нее было тепло и уютно, и они наконец заснули в обнимку, как ложки в коробке. О Господи, время как река. Знает ли об этом писатель?
Он снова принялся начищать перила медленными, сильными движениями.
СКАЧАТЬ