Вот только человек не подумал, что взгляды скользят мимо; что телефон молчит уже неделю, ведь даже рекламщики не вспоминают его номер; что бывшие коллеги мигом забыли, приятели растворились, а родственников нет давным-давно. Что ни одна живая душа в мире не смогла бы сейчас с уверенностью ответить на вопрос: а где он? А что с ним? А кому он нужен?
Кто заметит в вагоне невидимку?
– …конечная. Трамвай идёт в парк, просьба покинуть вагон, – прохрипел динамик, и седая тётка-кондуктор подняла взгляд от вязания.
Вагон был пуст.
…Проснулся человек от толчка в плечо, даже сквозь сон ясно помня, что первым делом надо перед кондуктором вежливо извиниться, ещё раньше, чем она откроет рот, чтобы начать ругаться… но кондуктора не было – вместо той тётки перед креслом стоял мальчишка, бледный взъерошенный воронёнок. И черты его лица смазывались и складывались в другое лицо, знакомое до фантомной боли.
И никак иначе его не назовёшь, только одним-единственным именем, пропахшим лекарствами и танковой солярой:
– Димка?!
Мальчишка отпрянул, сверкнув нечеловечески-синими глазищами, и поспешно натянул серый капюшон, похожий на мордочку ушастого игрушечного ежа.
Человек понял, что невидимкой быть перестал, и поднялся на ноги.
Трамвай стоял, но это был не тот трамвай.
И не тот город.
И, конечно, не тот… конечно, не Димка.
Глава 0. Мёртвый город
Янка ненавидит подступающую пятнадцатую зиму. Ненавидит заранее, яростно и безнадёжно.
Зима отвечает тем же – и побеждает с разгромным счётом.
Янка не носит шапок, презирает перчатки и до снега не вылезает из кедов на тёплый носок. Тёмные кудри прячутся под капюшоном толстовки, а руки – глубоко в карманах. Янка замазывает чёрным маркером названия зимних месяцев в настенном календаре, а будь её воля – так просто вырвала бы и выкинула. Из календаря и из жизни.
Как и сегодняшний разговор.
Шуршит под черепом несуществующий голос из ещё недавно любимой игры:
«Двигатель повреждён. Движение невозможно… невозможно… невозмож-ш-шно…»
Вспыхивают красным воображаемые иконки… Но всё-таки Янка движется, шаг за шагом, на автопилоте, от метро, к ларьку за традиционным субботним хот-догом, делая вид, что мир не рухнул и не разбился, что не мутит её от острых ароматов сосисок и кетчупа, танков вообще не мутит, они большие, железные и по ту сторону экрана, а Янке хочется сейчас быть таким танком…
С толстой-толстой холодной бронёй.
У ларька засела в засаде знакомая чёрно-белая дворняжка с голодными глазами – вдруг перепадёт?.. Сосиска под её взглядом встаёт поперёк горла. Янка присаживается на корточки и протягивает собаке хот-дог:
– Ну, бери, попрошайка. Ты тоже никому не нужна, да?
А голос всё-таки сорвался.
«Нет, ты ответь! Я правда тебе не нужна?!» – «Ну что ты, как маленькая, заладила: нужна, не нужна… А если скажу, что не нужна?»
И вот что на такое ответить?..
Янка не знает – и тогда не знала, и оставалось в ответ лишь судорожно улыбаться: ничего страшного, я всё понимаю, я сильная. Я танк.
Подбитый прямым попаданием…
Надоело!
Янка вскочила на ноги, пугая дворняжку, и кинулась прочь, мимо козырька остановки, через дорогу.
«Не нужна, не нуж-шна… – голос внутри шипит змеёй, изворачиваясь в кольцо. – Никому, никому! Маме не нужна, Вику не нужна… И папе ты была не нужна, не нужна, не нуж-ш-шна!»
Нырнув в парковые ворота, Янка пронеслась мимо вычурных фонарей «под старину», мимо скамеек, лысых кустов, смутных отражений в лужах, мимо, мимо, прочь… Холодно. Зима вдруг подступила вплотную, дохнула по ногам первым снегом, луна прыгнула перед глазами и скрылась за плотной, словно вырезанной из войлока тучей.
Выключенный телефон в кармане жёг ладонь и напоминал: «Не нужна, не нужна!» – и это неподъёмный, отлитый из свинца факт.
«У меня разбилось сердце», – подумала Янка, перескакивая воткнутый в конце дорожки бетонный блок, и в тот же миг что-то с хрустом тонкого ноябрьского льда треснуло в груди. От резанувшей боли перехватило дыхание.
Равновесие удержать не получилось. СКАЧАТЬ