Цвет из иных миров. Говард Филлипс Лавкрафт

Чтение книги онлайн.

      Когда-то по холмам и долинам вилась тропка, которая вела прямо к окаянной пустоши, но по ней давно перестали ходить, так как здесь проложили другую дорогу, обогнувшую ее с юга. Следы прежней виднеются, несмотря на наступающий лес, и она сохранится, даже когда большая часть низин уйдет под новое водохранилище. Почерневшие деревья вырубят, и проклятая пустошь погрузится в воду. Тайны тех странных дней останутся неразгаданными, вроде тайн старого океана или происхождения земли.

      Когда я отправился по холмам и долинам наметить место для будущего водохранилища, меня предупредили, что это проклятый край. Я услыхал о пустоши в Аркхеме, а поскольку этот старинный городок весь пропитан легендами о ведьмах, то я подумал: видно, речь идет о чем-то таком, о чем бабушки шепчут своим внукам. Да и само выражение «окаянная пустошь» показалось мне неожиданным и каким-то театральным. Любопытно, как оно попало в предания благочестивых пуритан, подумал я тогда, но, увидев темную чересполосицу долин и склонов, перестал удивляться чему-либо, кроме древних тайн самого края. Я оказался в пустоши утром, но ее застилала густая тень. Деревья росли слишком близко друг к другу, и у них были слишком толстые стволы для здорового леса Новой Англии. Слишком тихо было под их кронами, а земля после долгих лет запустения размякла, опрела и покрылась мхом.

      На открытых местах вдоль старой дороги притулились заброшенные фермы. На одних уцелели и дома, и все пристройки, на других – дом и один-два сарая, а иногда в глаза бросались лишь труба или погреб. Там царствовали сорняки и вереск, и в них чудилось что-то неуловимо дикое. Во всем ощущалось беспокойство и вместе с тем уныние, присутствие чего-то нереального, словно неведомая сила исказила перспективу или светотень. Неудивительно, что тут никто не задерживался, в таких местах нельзя жить. Местность напоминала пейзажи Сальватора Розы или гравюру, иллюстрирующую готический роман.

      Но окрестности не шли ни в какое сравнение с самой окаянной пустошью. Я понял это, как только спустился в долину. Никакое иное название ей бы не подошло, да другую впадину так бы и не назвали. Можно подумать, что неизвестный поэт увидел выжженное пространство и отчеканил это определение. Должно быть, пожар уничтожил дома и посевы, но почему на пяти акрах земли с тех пор ничего не выросло и они зияли среди полей и лесов, как страшное серое пятно? Пустошь раскинулась к северу от старой дороги, заняв клочок земли и по другую сторону. Мне не хотелось к ней приближаться, но мой путь пролегал через долину, и я никак не мог ее обойти. Вокруг не росло ни травинки. Землю застилали груды серой пыли или пепла, почему-то не тронутые порывами ветра. Поодаль стояли чахлые, низкие деревья, а омертвевшие стволы или повалились, или, чернея, догнивали на корню. Я прибавил шагу, заметив раскиданные кирпичи от печной трубы и погреба и черную пасть заброшенного колодца. Его застоявшиеся пары переливались на солнце фантастическими оттенками. Даже темная лесная гряда по сравнению с пустошью казалась благополучной, и меня больше не изумлял боязливый шепот жителей Аркхема. Вблизи не было ни домов, ни развалин, наверное, край с давних пор считался глухим и уединенным. Возвращаясь в сумерках, я не решился вновь пересечь пустошь и добрался до города окольными дорогами. Темное, бескрайнее небо без единого облака усугубляло тревогу, и я почувствовал, как ледяной страх с каждой минутой все глубже проникает мне в душу.

      Вечером я спросил стариков об окаянной пустоши и поинтересовался, что значит выражение «странные времена» и почему о них избегают говорить. Мне отвечали невнятно и сбивчиво, но все же я понял, что речь идет не о старом предании, а о событиях, случившихся всего сорок с лишним лет назад – в восьмидесятые годы. Мои собеседники многое забыли, их воспоминания противоречили одно другому, но можно было догадаться, что в «странные времена» в долине сгорела ферма, а жившая на ней семья то ли исчезла, то ли погибла в огне. Они не ручались за точность своих слов, но все как один просили меня не обращать внимания на бредовые россказни старого Эмми Пирса. Именно поэтому я наведался к нему следующим утром, узнав, что он живет один в полуразвалившейся хижине с густым, запущенным садом. Его жилище внушало страх своей ветхостью, от него исходил гниловатый запах, типичный для домов, простоявших слишком долго. Мне пришлось настойчиво стучать. Наконец вышел старик и неуверенно прошаркал к двери. Похоже, мое появление его совсем не обрадовало. Эмми выглядел бодрее, чем я ожидал, но его глаза были как-то странно потуплены, а неряшливая одежда и длинная седая борода красноречиво свидетельствовали о том, что он давно махнул на себя рукой и ни с кем не общается.

      Я притворился, будто зашел по делу, надеясь, что он рано или поздно разговорится, рассказал ему о прогулке по окрестностям и задал несколько общих вопросов о здешних краях. Но он сразу сообразил, что к чему, да и вообще оказался неглупым и образованным. В отличие от местных жителей Эмми не возражал против того, что леса и фермы окажутся под водой, хотя, возможно, потому, что его дом стоял у дороги и ему ничто не угрожало. Казалось, он испытывал облегчение оттого, что мрачные долины, которые исходил вдоль и поперек за свою долгую жизнь, СКАЧАТЬ