Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона. Леонид Гурченко

Чтение книги онлайн.

Усобица Князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: се мое, а то мое же. – Погыбе – вместо глагола в форме аориста предполагаем существительное погибель, так как прилагательное поганыя стоит в ед. ч., в форме род. п., в то время как мн. ч. было бы поганы(и)х. Если «погибель» стояло в конце строки, то конец слова мог быть над строкой и впоследствии утрачен.

А Игорева храбраго плъку не кресити. – Мотив воскрешения погибшего войска входил, видимо, в состав мифов о славянском воинском божестве или же об «огненном» громовержце, «возбудителе и оживителе» (см. след. статью, № 35).

Кресити – «воскрешать, оживлять», связано со словом кресъ («солнцеворот», «огонь», «сверкание») (Словарь, 1981. С. 38; Фасмер М. Т. 2.).

За ним кликну Карна и Жля, поскочи по Руской земли, смагу мычючи в пламяне розе…

Карна (сербохорв.) – «ругань, брань, ссора». Производное с суф. – ьnа от гл. *kariti – «сердить, злить» (сербохорв.). Однако др. – русск. карити – «оплакивать»; в то же время русск. диал. карна – «крик птицы из рода вороновых», а карить – «упрекать, выговаривать».

Сюда же производное с суф. – ьbа (имя действия) от гл. *kariti – церк. – слав. карьба – «ссора, ругань, раздор» (Этимологический словарь, 1983. С. 153–155).

Таким образом, карна, должно быть, содержит значение «оплакивать» и одновременно «упрекать, выговаривать», так как требуемое пояснение содержится в тексте памятника: даже другие народы «каяли князя Игоря».

Жля = вопль. – В древнеславянском Паремийнике вопль; в Толковых пророчествах попа Упыря Лихого 1047 г. на месте вопля – желя, типичное для болгарских текстов X в. (Алексеев, 1984. С. 99). Ср.: «о стенание и желя» (Успенский сборник, 1971. Стб. 189а. С. 3).

Смага – многозначное слово, связанное с понятиями огня, жара, сухости, копоти, а также с огнестрельным оружием, силой, мощью, одоленьем и победой (Даль, Срезневский, Фасмер, Словарь-справочник, 1978. С. 176, 177).

Мычючи – от мыкати, умыкати («уводить, похищать»); в южно– и западнославянских языках – «двигать, подергивать», «резко двигать, дергать» (Этимологический словарь, 1992. С. 31; Фасмер М. Т. 3).

Ср.: мыкатися – быстро, беспорядочно распространяться, передвигаться (о молнии) (Словарь, 1982, С. 329).

Пламенный рог – в данном случае у нас имеется возможность утверждать, что это сосуд, подобный рогу по форме, так как существует летописное: «из рогъ его яко углие горячое иходило» (Словарь-справочник, 1978. С. 48), а также хеттский текст, представляющий собой описание ритуала, осуществлявшегося при сооружении нового дворца, в котором образ царя связывается с возвращением его ранее утерянных и как бы разобщенных частей существа:

Возврат кинуби соотнесен с обретением «прежнего лада», «обновлением» царя (Ардзинба, 1982. С. 115. Примеч. № 37, 38).

Огонь и жар «воскрешения», «смага в пламенном роге», связанная с проявлением одоления и победы, а через слово «мычючи» – с молнией и грозой, имеет естественный повод для соотнесения с символикой факелов древнеславянского ритуала на празднике в честь мертвых, когда «весною в воскресенье четвертой недели поста, совершая праздник в честь мертвых, лужичане ходят на Тодесберг, с зажженными факелами, поминают покойников и на возвратном пути поют: “Смерть мы погасили, новую жизнь зажгли”» (Словарь-справочник, 1978. С. 178). Можно утверждать, что существует определенное соответствие между этим и упомянутым хеттским ритуалом, в котором кинуби соотнесен с обретением «прежнего лада» и «обновлением» царя.

Понятие условий «воскрешения» применимо также к трехфигурной композиции терракотового рельефа из Ольвии с изображением Гермеса, Орфея и Эвридики. В правой руке у Гермеса Психопомпа, проводника душ в подземный мир, большой горящий, вертикально стоящий факел, так как Гермес «не ведет души, как обычно, во мрак, а, напротив, выводит их к свету… На погребальных стелах факел обычно изображается опущенным как символ погасшей жизни, здесь же символика совершенно иная, противоположная по содержанию – бог освещает выход в жизнь» (Лейпунская, 1982. С. 81–85).

Эта аргументация, которая дана выше, ведет непосредственно к соотнесению «смаги в пламенном роге» с фольклорными представлениями об Илье-пророке как «огненном», «тученосном» громовержце, «небопарном орле»; «из уст его огонь-пламень горит». Он «возбудитель и оживитель». Одновременно «Илья – бараний рог» (Макашина, 1982. С. 85, 86, 91).

Думается, что будет к месту вспомнить, что Иисус Христос плакал перед воскрешением Лазаря. Таким образом, скорбь и плач имеют свойство направленности, или отнесенности, к воскрешению умершего: посредством этих состояний выражается желание воскресить умершего. Огонь (или молния) в этом случае выступает в роли воскрешающей силы, он связан также с обретением «прежнего лада» и с «обновлением» больного. К Илье как громовержцу обращались с молитвами о здоровье: «Молюсь тебе, святой Божий Илья! Пошли тридцать ангелов в златокованом платье, с луки и стрелы… Спустите мне гром и молнию, отбивайте и отстреливайте от раба Божия уроки и призоры, потяготы и позевоты» (Макашина, 1982. С. 96). Очевидный, хотя и «внешний» смысл воскрешающей силы молнии заключен в словах Ромео:

А злата и сребра ни мало того потрепати. – Потрепати – от др. – русск. трепати; треплю – «убиваю» (Фасмер. Т. 4. С. 98). В данном случае загубить золото и серебро на выкуп мужей из плена.

Емляху дань по беле от двора. – Белъка – денежная единица. Ср.: «в сандалакши у мунданахта (две) беле» (Словарь, 1988. С. 363).

Игорь и Всеволод уже лжу убуди… – Лжа – «несогласие, вражда» (Этимологический словарь, 1990. С. 256).

Ту Немци и Венедици, ту Греци и Морава поют славу Святъславлю…

Немци – в данном случае это жители южноитальянского города Бари (см. далее в тексте данной статьи).

Венедици – это венециане-венеты, жители города Венеции, а не венеты (венеды), которые некогда жили в Малой Азии, на побережье Черного моря, в Пафлагонии (Hom. Jl. II. 852; L. 1, 1–3), затем на побережье Адриатического моря (Herod. 5, 9), и в Северо-Западной Галлии, на побережье Атлантического океана (нынешняя Нормандия во Франции) (Cs. Bell. Gall. II, 34), а также на южном побережье Балтийского моря, к востоку от Вислы. Страбон считал галльских венетов предками адриатических (Забелин. Ч. 1. С. 29, 30). Современный исследователь А. Б. Черняк пришёл к выводу, что адриатические и прибалтийские венеты «принадлежали к одному и тому же этносу». Ср.: немецкое Wenden – «(поморские) славяне» (Черняк, 1991. С. 56, 57. № 101). Но в житии св. Кирилла по списку Е. В. Барсова «имя Венеции передано: «въ Бьнятъцихъ», форма, относящаяся к Великоморавской эпохе» (Лавров, 1930. С. XX). И главное: в тексте памятника «Венедици» и вел. – моравск. форма «в Бьнятъцихъ» («венециане») совпадают. В перечне народов «Повести временных лет» венедици-веньдици = венециане. Поэтому уверенно возникает: венедици = венециане.

В то же время немцами в разбираемом тексте наименованы жители южноитальянского города Бари. Баряне («немцы») и венециане связаны ситуацией отношения к свт. Николаю, к православию и к Русской земле. Эта ситуация, в свою очередь, связана с событиями перенесения мощей свт. Николая из города Миры Ликийские в Малой Азии в город Бари 9 (22) мая 1087 г.

В сочинении русского очевидца этого события читаем:

«…в Баре граде Муруманьсте, Немечьскыя области» («в Баре, городе нормандском, немецкой области»); «…в Бар, в град Немечьскый, обону страну моря» («в Бар, город немецкий, на ту сторону моря»). (В 1071 г. норманны Роберта Гвискара захватили город Бари, а к 1072 г. овладели Южной Италией и Сицилией.) Далее: «Весть же приимше баряне, яко венедици (венециане) ту суще (в Антиохии) и хотять прежде их шедше и взяти святаго Николу, ускориша…»

Во время перенесения мощей свт. Николая в Бари и одновременно в Киеве он совершил разные чудеса (Макарий, 1995. С. 556. Прилож. к Т. 2. № 7. С. 244, 482. № 389, 236, 482, 358).

Календарь венециан, а также восточных и южных славян, в соответствии с Ортодоксальной Традицией, начинался с марта; mos Venetus («венетский обычай») – так называли этот мартовский стиль в Европе (Бережков, 1963).

Таким образом, баряне и венециане представляют географическую пару «священной географии».

Другую пару представляют греки и моравы: Византия (греки) – центр православия, а Великоморавская держава связана с деятельностью просветителей славян, византийцев Кирилла и Мефодия.

Кають Князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы рекы Половецкия, Рускаго злата насыпаша. – Жир – «богатство, довольство; пастбище, пажить» (Словарь, 1978. «Жир»). «Пища, корм, откармливание». Связано с «жити», «жить» (Фасмер М. Т. 2).

В этих понятиях заключено значение средств к жизни. Поэтому погружены были не только богатство и не только «корм», которые придется «загубить» на выкуп пленников, а также погружены воины, приносящие добычу, воины выступают как синоним русского золота. Утверждение данного типа содержится в словах немецких послов, сказанных в 1075 г. великому князю Киевскому Святославу Ярославичу, который, гордясь, показал им свое богатство, – золото, серебро, шелковые ткани: «Это ничего не стоит, ведь это лежит мертво. Лучше этого воины. Ведь мужи добудут и больше того» (ПЛДР, 1978. С. 211).

Чръпахуть ми синее вино с трудом смешано; сыпахуть ми тъщими тулы поганых тлъковин великый женчюг на лоно.

Синее вино – это красное виноградное вино в Древней Руси, как вино белое – это «зеленое вино», по сообщению И. Забелина. Здесь синее – это погребальное вино. В фольклоре и мифологии синий – это цвет потусторонних предметов подземного царства, связан со смертью. «Синий камень» в русских заговорах (Дмитриева, 1982. С. 39); «синии молнии», несущие гибель воинам Игоря (Слово о полку Игореве. Др. – русск. текст. С. 12); «синий челн» Харона, «синии собаки», «синий камыш» в Аиде (Вергилий, 1935. VI, 400; 410–425).

Показательно, что, с точки зрения физической оптики, у синего цвета низкое значение l, самое высокое значение l связано с пурпурным цветом (самое низкое значение у соседнего с синим по спектру – у фиолетового, «демонического», цвета) (Топоров, 1988. С. 30).

Тощий – «пустой, невзрачный»; но связано также с «тоска», «стенание»; «горе, печаль» (Фасмер М. Т. 4). У западных славян души усопших назывались тощими (Забелин, Ч. 2. С. 299).

Тлъковины – толковины, «тиверьце, иже суть тълковины» (Шахматов, 1916. С. 29). «Поганые толковины» – некрещеные тиверцы. «Поганы» на языке славян означает «нехристи» (Об управлении, 1991. С. 115). Д. С. Лихачев высказал идею о том, что «поганые толковины» – это союзные Игорю Святославичу ковуи (Лихачев, 1978. С. 231). Однако что можно сказать относительно тождества «замиренных» половцев-ковуев и «поганых толковин» и как обстоит тогда дело с тиверцами, – осталось без ответа. Если нет ответа на эти вопросы, то существует вывод Д. С. Лихачева, сделанный после сравнения сна Святослава в «Слове о полку Игореве» и сна Мала, Древлянского князя, который сохранился только в «Летописце Переяславля Суздальского» (XIII–XIV вв.): «Сон Мала – это древнее этнографическое подтверждение сна Святослава» (Лихачев, 1978. С. 231). Во сне Святослава одели черным покрывалом (одеялом – «паполомою») и черпали ему «синее вино»; Мал видит между пирами один и тот же сон: княгиня Ольга дарит ему «одеяла чръны с зелеными узоры». Святославу сыплют «великый женчюгь»; Малу дарит Ольга многоценные красные одежды, «вси жемчюгом иссаждены». Признавая в сне Святослава присутствие древнеславянских этнографических элементов, стоит ли приспосабливать к ним ковуев? Тиверцы – восточнославянское племя, распространенное с юго-запада (от устья Дуная, Днестра, Южного Буга) на восток до Днепра. В Лаврентьевской, Радзивиловской и Ипатьевской летописях тиверцы определяются во взаимодействии с этнонимом «уличи», их соседями. Они прозваны греками Великой Скуфью (Ипатьевская летопись, 907).

В предхронологической части летописей: «А Оуличи Тиверьци седяху по Бугу и по Днепру, оли до моря» (Ипатьевская летопись, Радзивиловская летопись). «А Оуличи Тиверьци седяху бо по Днестру оли до моря суть гради их и до сего дне» (Лаврентьевская летопись).

«Баварский Географ» (памятник IX в.) упоминает «скорей большую группировку (племен), чем небольшое племя» Unlizi (уличей) на Дунае: «многочисленный народ», у которого весьма большое по сравнению с другими племенами в этом памятнике число городов – CCCXVIII (318) (Шапошников, 1994. С. 115–123). Ср.: в Лаврентьевской летописи: «Суть гради их (уличей, тиверцев) и до сего дне». «Толковины» является эпонимом для тиверцев: так называли их другие этносы, но не они сами себя; как, например, для сколотов эпонимом является «скифы», – так они названы были греками.

Примечание. Предпочтительным объяснением названия «скиф» считается греч. skuta «шкура»; скифы «люди в коже». В то же время В. И. Абаев связывает слово «скиф» со словом германского происхождения skut «стрелок из лука», «стрелять», – было дано скифам их древними соседями, германцами, а от них было усвоено греками и проникло в Малую Азию (Техов, 1980. С. 12). Однако в том и другом случае – это были бы объективные этнографические данные одного народа о другом. Но на самом деле такого объективизма по отношению к народу-соседу почти не наблюдается: даются насмешливо-враждебные прозвища. В составе Скифии присутствовал праславянский этнос, соседями которого были германские племена. В языке западных и восточных славян было слово skuta. В Славонии, в районе Градишки и Новски – это «нижняя часть рубахи, наподобие юбки, из более грубого полотна», которая пришивалась к полурубашке, оплечку» (Керимов, 1994. С. 126, 127). У восточных славян skut «пола одежды». В др. – герм. языках skaut имело сходное значение «подол, край, кайма» (Фасмер М. Т. 3). Таким образом, если в слове «скиф» есть германский след, возможно, это связано со значительной ролью женщин в скифском обществе, поэтому сколотам дано было прозвище «бабский подол», ставшее их эпонимом. Однако существует словенское слово skuta – «сыр» (Шавли, 2000. С. 66). Это возвращает проблему имени «скифы» к древним их названиям – «доители кобылиц», «млекоеды». —

Итак, тлъковины. – К. Г. Менгес предполагает, что слово тлъковины является синонимом церк. – слав. тлъковьникъ («переводчик»), тогда как гл. тлъковати является производным от тлъкъ («разъяснение, истолкование») (Менгес, 1979. С. 146). Однако если можно провести четкую границу между этими словами, то в данном случае вовсе не обязательно это делать, ибо здесь возможен принцип двузначности: переводчики с других языков и одновременно истолкователи древних обычаев, обрядов, а также гадатели (имеются древние известия о множестве гадателей у скифов и у славян). Ср.: у Вергилия: «Азил, толкователь бессмертных и смертных» (Ver. En. Х, 175). (Он «толковал» по внутренностям принесенных в жертву животных, по звездам, по полету птиц и по месту, в которое ударила молния.). То обстоятельство, что тиверцы были переводчиками, следует сопоставить с сообщением Геродота о переводчиках, которых нанимали скифы во время торговых операций с другими племенами, а также с сообщением Константина Багрянородного о печенежском племени толмачей-переводчиков.

1. «Скифы же, когда приходят к аргиппеям (племя на восточной границе Скифии. – Л. Г.) ведут с ними переговоры при помощи семи толмачей на семи языках» (Herod. IV, 24). Пограничные племена были нередко двуязычны, поэтому представители их занимались «переводческим промыслом», обслуживая купцов, но не исключено, что в каком-то племени, по традиции, изучалось несколько языков и все «Геродотовы» переводчики нанимались из одного такого «промыслового» племени.

2. «Вся Пачинакия (Печенегия. – Л. Г.) делится на восемь фем (племенных областей. – Л. Г.)… название шестой [фемы] – талмат» (Об управлении, 1991. С. 155). Комментарий: «Племя Талмат» (расширенный вариант – Вороталмат) соответствует тюркскому Боро Толмач – «темный переводчик» (Об управлении, 1991. С. 389. № 10). Это племя, скорей всего, не только «промышляло» переводами, но представители его назначались вождями исполнять должности переводчиков.

Тиверцы занимали территорию Центральной Великой Скифии, «исконной Скифии» по Геродоту, на севере граничили с волынянами и галичанами. В Галицкой земле был город Толмач, современный Тлумач в Ивано-Франковской области. Поселения тиверцев – на старых скифских городищах. Орнамент на керамике – характерный для гето-скифской керамики: на горшке вокруг плечиков налепной валик с лунками, – этого признака нет у других славянских племен. Общие славянские признаки керамики тиверцев – это линейно-волнистый орнамент (Г. Б. Федоров, археолог, исследователь тиверского материала. Сведения сообщены в личной беседе 31.07.87 г.).

Под ударами печенегов и половцев тиверцы к XII в. отошли к северу, где смешались с соседними славянскими племенами. С днепровскими полянами у них была историческая близость, несмотря на юго-западную отнесённость этого этнонима, которая не утрачивается при их упоминании в летописях. Было и генетическое родство не только по славянским, но и по скифским признакам. «Наибольшее морфологическое сходство серии Николаевка-Казацкое (могильник поздних скифов в Бериславском районе Херсонской области) обнаруживается с полянами, особенно с группой сельского населения, и наибольшее – с серией переяславских полян» (Кондукторова, 1979. С. 68). Необходимо признать, однако, что в тексте памятника не сами «толковины» сыплют жемчуг, а некто из их колчанов, как части похоронного обряда, сыплет жемчуг на лоно князю.