Перекресток (Варшавская мелодия – 97). Леонид Зорин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ asis>Она. Я думала, это кресло занято. Ваша супруга могла отойти.

      Он. Нет, я один и кресло свободно.

      Она. Благодарю вас за ваше радушие.

      Он. Я – не хозяин. Я тоже гость.

      Она. Все мы гости на этой земле. Вы выбрали уединенное место.

      Он. Меньше шума.

      Она. Вы ищете изоляции?

      Он. В этом раю слишком много народу. И все толпятся на пятачке.

      Она. Это весьма популярный рай.

      Он. Жарко и душно. Даже на пляже. Я ведь и сам из южного города, но здесь слишком солнечно. Все слишком щедро.

      Она. Но вы отсюда летите в Москву?

      Он. Сначала в Москву. Из нее – домой. Сверим часы?

      Она. Сейчас четверть пятого. У вас утомительный маршрут.

      Он. Что делать…

      Она. Еще одно испытание. Надеюсь, оно будет последним.

      Он. Зато сейчас мне очень приятно. Когда вы обратились ко мне по-английски, я и предположить не мог, что вдруг услышу родную речь.

      Она. Я просто проверяла себя. Я сразу поняла, что вы русский.

      Он. Даже сразу?

      Она. У меня есть жизненный опыт.

      Он. Написано на моем лице?

      Она. В какой-то степени. Я – варшавянка, но ваше славянство проявлено резко, мое же мягче, не так рельефно, как ваше. Полякам изначально присуща неопределенность расовой принадлежности.

      Он. Возможно. И эта неопределенность определенно вам по душе.

      Она. Пан это где-нибудь прочел или это его собственный вывод?

      Он. У пана тоже есть жизненный опыт.

      Она. Нисколько в этом не сомневаюсь.

      Он. Когда я был молод, очень молод, одна милая девушка, представляясь, сказала мне: "Я из братской Польши".

      Она. Действительно мило с ее стороны.

      Он. Мы были тогда одна семья.

      Она. Не знаю, большая ли это радость? Нигде так не ссорятся, как в семье. Всегда напряженная атмосфера.

      Он. Вы сделали тонкое наблюдение.

      Она. Это не я. Это грек Аристотель. Он заметил, что самые бурные драмы происходят среди своих. Через две с половиной тысячи лет еще ничего не изменилось.

      Он. На досуге читаете Аристотеля?

      Она. Когда-то я сдавала экзамен. Я так волновалась, что запомнила эти слова на всю свою жизнь.

      Он. Стресс был на пользу.

      Она. И вы запомнили, как вам представилась польская девушка. Наверно, вы тоже тогда волновались.

      Он. Наверно. В конце концов, не всегда я был таким старым мухомором. Физиономия еще не смахивала на карту пересеченной местности. И голос тоже еще не скрипел, как половица.

      Она. Остановитесь. Не надо так о себе говорить. Надо бодриться и хо-ро-хо-риться. Обращаться со временем вызывающе.

      Он. Вы здорово говорите по-русски.

      Она. Люди моего поколения, мои земляки, говорят по-русски. Нас выучили. Хотя мы и были не слишком примерными учениками.

      Он. В этом сладком местечке я провел две недели. И редко слышал русское слово.

      Она. В самом деле?

      Он. Мне всегда демонстрировали – особенно молодые люди – что не знают русского языка.

      Она. Наконец-то попалась вам старая дама. В последний день вам повезло.

      Он. Бесспорно. А вообще – я привык. Когда мне было с кем говорить, не очень тянуло. Теперь – и не с кем.

      Она. Пан одинок?

      Он. Живу один. Вдовею. У сына – своя семья. Он занят. Жена его занята. Все теперь заняты. Скажешь внучке: "Зашла бы, выпьем с тобой чайку". А сам понимаешь: очень ей нужен твой чаек…

      Она. Но есть от них помощь? Как вы справляетесь с вашим бытом?

      Он. Раз в неделю заходит женщина. А вообще я – самостоятелен. Все-таки солдатская школа.

      Она. При восточном социализме мы имели возможность расслабиться. Поэтому все слегка растерялись.

      Он. Возможно. Я никогда не лентяйничал. И все работаю. Как заведенный. Но есть невидимая черта. Однажды переступишь ее, и в жизни решительно все меняется. Уже ничего не происходит.

      Она. Врачи говорят, что это полезно. СКАЧАТЬ