Голем в Голливуде. Джонатан Келлерман

Чтение книги онлайн.

      – Лучше спросить стипендиальный комитет, сэр.

      – Успехи в учебе… Знаете, это еще паршивей, чем не получить стипендию. По мне, так хуже нет, если тебе что-то дали, а ты профукал. Это непростительно. Даже отсутствие силы воли – не оправдание.

      Джейкоб смолчал.

      – Доучились бы заочно. Типа общеобразовательной подготовки. В Гарварде дают такие сертификаты? Вы разузнайте.

      – Разузнаю. Спасибо за подсказку.

      – А пока что у нас с вами одинаковые дипломы. Университет штата Калифорния в Нортридже.

      – Верно, сэр.

      – Нет, не верно. В моем сказано: магистр. – Мендоса откинулся в кресле. – Ну что, переутомились, да?

      Джейкоб напрягся:

      – Не понимаю, с чего вы взяли, сэр?

      – Потому что именно это я слышал.

      – Можно узнать, от кого?

      – Нельзя. Еще говорят, вы подумываете об отпуске.

      Джейкоб не ответил.

      – Даю шанс излить душу, – сказал Мендоса.

      – Я воздержусь, сэр.

      – Вымотались, что ли?

      Джейкоб пожал плечами:

      – Работа нервная.

      – Спору нет, детектив. У меня целая свора притомившихся копов. Однако никто не помышляет об отпуске. А вы у нас как будто особенный.

      – Я так не думаю, сэр.

      – Черта с два, думаете.

      – Как вам угодно, сэр.

      – Ну вот, извольте. Вот об этой вашей манере я и говорю.

      – Боюсь, я не понимаю, сэр.

      – Вот опять. «Боюсь, я ля-ля-ля-ля-ля». Сколько вам лет, детектив?

      – Тридцать один, сэр.

      – Знаете, на кого вы похожи? На моего сына. Ему шестнадцать. А что такое шестнадцатилетний пацан? По сути, засранец. Высокомерный, упертый, сопливый засранец.

      – Тонко подмечено, сэр.

      – Вы хотели отпуск – вы его получили. – Мендоса потянулся к телефону. – Вас переводят.

      – Куда?

      – Я еще не решил. Куда-нибудь с офисными кабинками. Станете возражать?

      Джейкоб не возразил. Кабинки – просто замечательно.

      Вообще-то слово «переутомление» не годилось. Вернее было сказать – глубокая депрессия. Он исхудал. В изнеможении слонялся по квартире, ибо не мог уснуть, и все время путанно бормотал что-то слащавое и невразумительное.

      Он хорошо знал внешние признаки недуга и умел их скрыть, прячась за штору отчужденности. Ни с кем не разговаривал, опасаясь, что в любую секунду его замкнет. Позволил зачахнуть немногим приятельствам. И постепенно стал вполне соответствовать характеристике Мендосы – выглядел снобом.

      Труднее было скрыть незримую глухую тоску, что будила затемно, подсаживалась за обедом, превращая рамэн[4] в несъедобное и мерзкое червивое месиво, а вечером поправляла одеяло, усмешливо желая спокойной ночи. Она обнажала жестокую несправедливость жизни и нелепость его работы. Где уж ему справиться с мировым дисбалансом, если он в разладе с собственной душой? Своей тоской он СКАЧАТЬ