Жизнь, Живи!. Евгений Владимирович Кузнецов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ бы в своих, в моих, мыслях – самых, конечно, отчаянных – я дошёл до самой, наконец, крайности – до воспоминании о моём Миге Капли…

      Обида у мамы – почувствовал я ещё ребёнком – на саму себя…

      Надежда разве что постоянная: вот-вот она забудется, вот-вот она отвлечётся…

      И с малых лет во мне – ощущение вины.

      Невольное и неутолимое ощущение вины – однако… перед лесом, перед полем, перед каждым цветком и листочком… почему-то именно и только пред тем живым, что само не может за себя постоять.

      Собака может кусаться, даже мотылек может упорхнуть.

      И, стоя над беззащитной травинкой, которую оберегают разве что чуткие звёзды, с самого-самого детства – строго же о себе, обо мне, (исподволь! исподволь!) разумел: жить надо для чего-то… разом всего – для Всего!..

      Чувства эти во мне, в ребёнке, витали, конечно, как грёзы, как сны – притом самые прозрачные, зыбкие.

      И конечно же, любое выражение на лице моей мамы – по самому значительному, стоящему того, поводу.

      Ну, я и научился разгадывать малейшее выражение – так и скажу: малейшего лица.

      Привык я с ранних лет и к тому, что вся наша семья в деревне – чем-то значительная.

      –– Детдом! Детдом! – только и слышно в нашем доме с утра до вечера. Мой папа там – директор, мама – воспитатель, тётка – воспитатель.

      В первые-то годы жизни я помню маму – только во сне: поправляет на мне одеяло…

      Оглушительна и бездна: между небрежностью домашних между собой – и степенностью, даже солидностью их на людях.

      Чужой кто к нам заходит – все сбегаются в прихожую: что хоть случилось?..

      Но я, кто бы ни пришёл, всегда всем рад: мама улыбается, как Деду Морозу, папа как-то чуждо нетерпеливо покашливает, сёстры церемонно и умно кружат… А баба Шура обретает даже право вести разговор: про здоровье, про корову, про соседку… На всю жизнь интересно!..

      Но приходят к нам редко…

      Мама чуть глянет на меня с бровями сдвинутыми – и сёстры, заметив это, сразу тащат меня за обе руки в угол.

      Лишь тётя Тоня ко мне иногда открыто нежна – но пугает меня своим неожиданно-прихотливым взглядом и вопросом:

      –– Пащя, ты меня любищь?

      И я костенею и задыхаюсь от, как ощущаю, насилия надо мною!..

      Тётя Тоня так и всю жизнь: то уходила, то уезжала к своем, к её, ценным подругам.

      Сёстры, неустанно скандаля, даже в школу ходили врозь.

      Я, конечно, врозь с каждой из них.

      Время, которое у кого-то время, наверно, шло.

      В школе так: Настя на один класс старше Кати. Я – на два класса моложе Кати. Впрочем, и на переменах, в коридоре и в зале, мы все трое – словно незнакомые. Если же сёстрам уж очень нужно что-то у меня спросить – то они подходят ко мне с круглыми птичьими глазами, и я вижу что они не просто, как дома, злые, а – страшные…

      Настя, придя из школы, прилежно выкладывает учебники на стол.

      Катя, став старшеклассницей, швыряет папку на кровать:

      –– В душу мать, учиться СКАЧАТЬ