Албазинец. Алексей Воронков

Чтение книги онлайн.

      Что и говорить, до старости Платону было еще далеко. Здоровье, оно в глазах. А они у него живые, ясные. Лишь иногда затуманиваются грустью или же наливаются кровью, когда он бывает зол.

      Вот и походка у него молодая, твердая. И сам он молод и крепок, словно тот могучий кедр, что растет у него на заднем дворе. Силой он не любил хвастать, однако иногда в минуты душевного подъема мог и продемонстрировать ее соседям. Брал, к примеру, кочергу и завязывал ее в узел, а потом просил, чтобы кто-нибудь этот узел развязал. Но кто ж развяжет? И тогда Платон сам брался за дело. Так что уже скоро кочерга принимала свой обычный вид.

      У него было вечно опаленное печным жаром строгое лицо. Волосы пшеничные, опоясанные тонкой сыромятью. Одеву носил простую, несмотря на достаток. Ведь у кузнеца, говорят люди, что стукнул, то гривна. Летом – обыкновенная посконная рубаха навыпуск да холщевые портки, засунутые в опорки[51], по праздникам – ичиги[52] с пришивными подпятниками. Зимой овчина, шапка волчья да унты.

      – Ну, пошли, что ль, в ковальню[53], – сказал Федор. – А то времени-то у меня не ахти сколь.

      Платон этак недовольно глянул на него из-под лохматых бровей и пробурчал:

      – А коль нет времени, почто тогда примчался? А то будешь щас торопить – какая работа?

      В отличие от многих своих соседей, ютившихся в ветхих куренях, семья бронного мастера жила в светлой большой красной избе с трубою. А то ведь тоже, как многие здесь, начинали с турлучного[54] сарая. Прибыли-то на подводах зимой. На дворе мороз лютует, птицы на лету дохнут от холода. Это вам не родная псковщина, где зимы мягкие да с оттепелями.

      Надо было с чего-то начинать. Рубить клеть – занятие долгое. Пока поставишь избу – вечность пройдет. А мороз крепчает. Кто-то стал отогревать землю кострами и рыть землянки. Другие, в том числе и Кушаковы, решили строить временные жилища, которые и поныне кое-где стоят как напоминание о трудных временах. А вот плетневые сараи, овины и тыны и теперь служат людям, выглядывая из-за стоящих вразбежку изб.

      – Ты б кваском меня, что ль, угостил, – въехав во двор и спрыгнув с лошади, попросил казак. – Жара-то вон какая – даже горло пересохло.

      – Марфа, где ты там? – громко позвал жену кузнец. – Дай гостю квасу напиться.

      Тут же на крылечке появилась невысокая юркая жонка с корецом в руке.

      – Доброго тебе здоровьица, барин, – поклонившись в пояс, произнесла она, чем смутила Федора.

      – Да какой я тебе барин! – обиделся он. – Служивый я.

      Она улыбнулась. Дескать, да вижу я, из каких ты людей, но дай, мол, уважить.

      – Пей, казак, – протянула старшине березовый ковш.

      Опорожнив его в несколько глотков, Федор вытер рукавом губы.

      – Хорош квасок, ядреный, – сказал он. – Были б родней – каждый день бы у вас им угощался.

      Марфа улыбнулась, а вот Платон, напротив, нахмурил брови.

      – Ладно, СКАЧАТЬ