Москва против Мордора. Алексей Поликовский

Чтение книги онлайн.

      Фото на обложке: Анна Артемьева

      Говорит Москва

      4 декабря 2011 года проходят выборы в Госдуму. Фальсификации, вбросы, «карусели» вызывают стихийное возмущение. 10 декабря – крупнейший за многие годы митинг на Болотной

      На митинг я приехал заранее, потому что хотел найти одну девушку, которая собиралась купить на пять тысяч рублей белых гвоздик и раздавать их окружающим. Но в этом обилии людей найти было уже никого нельзя. Девушка с гвоздиками мне не попадалась, зато попались несколько девушек, раздающих людям белые шелковые ленточки. Я вышел на набережную через Лаврушинский переулок и очутился в густой толпе, которая медленно просачивалась через две рамки и кордон полиции. Когда общее движение медленно подтащило меня к рамкам, я увидел, что столы около них покрыты рассыпанными монетами. Люди вытряхивали монеты из карманов и, увлекаемые потоком, не брали их назад.

      Лужков мост был плотно заполнен людьми. На чугунных перилах моста висел лозунг с аршинными буквами, выведенными краской от руки: «Жулики и воры, верните выборы!» Во всю длину канала, от начала Болотной площади до Балчуга, стояла огромная толпа. Над черной массой людей поднимались флаги. В начале, у сцены, покачивались многочисленные оранжевые знамена «Солидарности», в среду которых затесался простой и суровый флаг «Левого фронта»; затем оранжевый переходил в красный цвет КПРФ, а дальше и во все стороны начиналось живое веющее многоцветье: белые с зеленым полотнища «Яблока», желтые флаги «Справедливой России», черные «Пиратской партии», красно-бело-красные «Гражданского Союза», белые с красивым палевым орлом «Либертарианской партии», триколоры «Партии дела» с трудолюбивой черно-желтой пчелой. Вытянутым клином стояли в темнеющем воздухе декабрьского дня большие бело-желто-черные полотнища националистов с надписями по каждому цвету: «Родись на Руси», «Живи на Руси», «Умри за Русь».

      Над людьми и флагами кружил вертолет и бегал по небу беспилотник с камерами наблюдения. Беспилотник был похож на паука и то замирал в одной точке небосвода, то быстрым рывком передвигался по небу в точку активности, туда, откуда ему были особенно хорошо видны громко кричащие или размахивающие флагами люди.

      Ораторы сменяли друг друга, их были множество. Все они принадлежали разным партиям и движениям – Гудков из СР, Митрохин из «Яблока», Рыжков из ПАРНАСа, Чирикова из «Экообороны» и далее, и далее через весь спектр русской политики. Я не буду пересказывать их речи, да и не могу этого сделать: все это на самом деле была одна огромная, страстная, растянувшаяся на четыре часа речь о том, что чувствуют люди, у которых на выборах в Государственную думу своровали голоса. Это было удивительное ощущение, когда ни в одном слове не было фальши, и слова политиков, как им и положено, наконец-то выражали то, что чувствуют и думают люди. И в потоке этих горячих, часто произносимых на крике, возбужденных и гневных слов все время повторялось что-то очень простое, что я даже не знаю, как выразить. Не потому, что это сложно, а наоборот, потому, что это так просто, как никогда еще не было за последние годы.

      Микрофоны на этом огромном митинге шалили, слабые динамики не пробивали сырой воздух над толпой. Я совсем не слышал того, что говорила Оксана Дмитриева, у которой я перед выборами брал интервью. Тихий голос маленькой женщины просто таял в начавшемся снеге. И другие люди вокруг меня тоже не слышали. Началось скандирование: «Громче! Громче!», и это мощное скандирование совсем заглушило ее тихий голос. Оксана, но я все равно знаю, что вы хотели сказать, в этой политической заварухе я вообще ставлю на вас и желаю вам удачи. Настю Удальцову я слышал лучше. С ее мужем, Сергеем Удальцовым, лидером «Левого фронта», я несколько месяцев назад долго говорил в шуме и суете московского «Кофе Хауза», и я знаю, что этот человек будет идти до конца. Вчера его, измученного беспрерывного арестами и сухими голодовками, насильно поместили в реанимацию Боткинской больницы, а сегодня он ушел оттуда на Болотную площадь и ровно через пять минут после выхода из реанимации был задержан оперативниками и в очередной раз исчез.1

      Это было первое имя политзаключенного, произнесенное на митинге: Сергей Удальцов! Настя вместо него организовывала этот митинг, и я, стоя в толпе, чувствовал тянущее ощущение в районе сердца, когда представлял, каково ей знать, что ее муж в очередной раз исчез, и представлять, что с ним могут сделать похитившие его люди, и все-таки делать то, что они с Сергеем всю жизнь делают вдвоем. А затем шли другие имена людей, которых в последние дни хватали на Чистых прудах и на Триумфальной: Навальный, Яшин…

      Впервые у нас с советских времен было несколько сотен политзаключенных, и тысячи людей были этим СКАЧАТЬ