Жизнь. Дуэль. Судьба. Софья Привис-Никитина

Чтение книги онлайн.

      Эля любила эти вечеринки и песни во сто крат больше, чем ресторанное пение, где Вадим брал только силой голоса, а души в песне не было. Техника исполнения и безусловное мастерство были, а душа просыпалась только вот на таких вечеринках, в кругу друзей.

      Да и репертуар в ресторане коммерческий, разве там споёшь «Утро туманное»? Ляля, та – другое дело, той всё равно: что ресторан, что кухня в микрорайоне. Выкладывалась всегда без остатка и вкладывала в пение всю душу, не умея рассчитывать или припасать силы.

      Правда, со времени своего романа с ревнивым до состояния Отелло Вадимом, Ляля уже не была в ресторанном пении столь расслаблена и органична, как прежде. Вадим требовал строгости и скромности, чтоб не дай Бог, даже тень мифической измены не легла на Лялино чело.

      И Ляля честно начинала вечер, стоя у микрофона, как Кобзон и пела, как Кобзон, почти не поворачивая головы. Правда, хватало её ненадолго, она быстро заводилась от музыки и успеха, и к середине вечера уже никакие нахмуренные брови и угрожающие жесты на неё не действовали. Ляля буквально срывалась с цепи.

      Каждый такой вечер заканчивался слезами, полным разрывом отношений в стиле греческих трагедий. Вадим бледнел, Ляля заламывала руки, потом долго мирились опять же, с выяснением отношений. Ляля давала торжественную клятву, и всё устаканивалось на время.

      Умная Эля понимала, что замужество это Ляле надо, как зайцу стоп – сигнал, но говорить об этом с подругой было бесполезно. Ляля таяла при одном упоминании имени любимого, да и сколько Элька её помнила, та в любовь бросалась, как в атаку, грудью на амбразуру.

      Вокруг Ляльки вечно кипели шекспировские страсти. Она всю жизнь прибывала в раздрае, впрочем, у полукровок (а Лялька была смешением опасным; папа – еврей, а мама ещё неизвестно, что за ком с горы) душевный раздрай в крови. Ситуация приблизительно такая: Иван плюс пятая графа. С этим жить можно, но трудно!

      Но на еврейскую девушку пепельная Ляля не походила совсем. Курносая безголовая хохотушка, с глазищами. Но раз убеждённый сионист Вадим с ней, то она, безусловно, хоть какое – то отношение к древнему народу имеет.

      Басист Миша часто в шутливой манере (обычно после первого разгоночного кофейника) пенял Вадиму, что он, связавшись с Лялей, предаёт свой многострадальный народ, и что он (Миша) готов побиться об заклад, что Лялька не еврейка.

      На это Вадим резонно ему советовал биться обо что – нибудь другое, так как Ляля хоть и половинчатая, но наша! Вадим делал бровями, Ляля вспархивала на сцену, и в зал лилась еврейская песня про маму. Миша плакал и мягчал до следующего кофейника, потом опять рвался биться об заклад и так иногда до четырёх кофейников, то есть, до четырёхкратного исполнения древней песни.

      Сейчас Эля понимала, что Ляльку догоняет очередной раздрай. Вадим был фруктом ещё тем! Избалованный сынок неприлично обеспеченных родителей, из семьи, где мама была лидером и давлела над всеми.

      Сын в четыре СКАЧАТЬ