«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности. Валерий Виноградский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ освобожденной от парадоксов, нормальной, объективной картины «трудов и дней». Эта картина рутинна и построена на опыте. А. С. Пушкин писал: «Опыт – сын ошибок трудных…» И тут же: «Гений – парадоксов друг». Крестьянская жизнь и крестьянские дискурсивные практики принципиально не парадоксальны. В повседневное существование крестьян проектно не заложены крутые повороты, разрывы и сдвиги. Это, скорее, воспроизводство, цикл, вращающийся временной круг. Лексика и синтаксис, обозначающие такого рода жизнь, не предполагают и не требуют сугубой семантической глубины. Оценки и итоги допущены в такого рода дискурсы лишь ситуативно – когда они напрашиваются и прямо вытекают из сказанного. Освоение такого рода дискурсивных практик весьма поучительно. Хочешь или не хочешь, ты всегда примеряешь мизансцены повседневности на себя – либо принимая рассказанное, либо удивляясь, либо ужасаясь ему. Крестьянские дискурсивные практики – это важный элемент повседневного существования сельского народа. В книге, изданной в 2009 году, опираясь на логику американского антрополога Дж. Скотта[25], я обозначил технологии, приемы и умения крестьянского повседневного существования с помощью формулы «орудия слабых» (Equipment of the Weak). И сделал эту формулу общим заглавием книги. Здесь я имел в виду и производственный инструментарий, и «машинерию» умений и навыков, и набор привычек, социально-исторических технологий и культурно-практических ухваток, которые помогают крестьянину совладать с полчищем проблем его повседневной жизни, плотно вписанной в природу. Можно сказать, что и крестьянский дискурс – один из эффективных инструментов, непременно входящих в набор «орудий слабых».

      Чем же отличается развитая дискурсивная практика или, иначе говоря, конкретный, осознаваемый в его определенности дискурс от расшифрованного текста социологического интервью? Как различить дискурс и интервью? Как отделить конкретную дискурсивную практику от записанного на диктофон крестьянского нарратива, интервью, которые являются по форме ответами респондента на вопросы социолога? Не является ли расшифрованный текст интервью непосредственным воплощением, бытием дискурсивной практики опрошенного? По форме, несомненно, является. Вместе с тем любое, сколь угодно развернутое интервью, записанное по всем правилам, в соответствии с заранее разработанным гидом, является лишь суммой, композицией, перечнем вопросов социолога и ответов респондента. Своеобразным информационным телом. Но есть ли в этом теле душа? Где скрывается сущность, по которой можно судить (вновь сошлемся на определение М. Фуко) о «совокупности анонимных исторических правил, всегда определенных во времени и пространстве, которые установили в данную эпоху и для данного социального, экономического, географического или лингвистического пространства условия выполнения функции высказывания»? Иначе говоря, как вычленить из этого записанного текстового пространства дискурс? Очень просто. Нужно произвести СКАЧАТЬ