Вкус жизни и свободы. Сборник рассказов. Зиновий Львович Коган

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Давление и старость вывернули правый глаз вбок, кожу лица сделали черепашьей, выкрали зубы.

      На правах старейшего он вышел на середину комнаты и обратился к Халуповичу и Фалькнеру.

      – Ша, евреи! Дорогие Миша и Лев, я специально не писал бумажки, не придумывал, но все, что я сейчас скажу, будет литься прямо из сердца. Благословение мое вам и вашим дочерям, то есть женам.

      Жены Халуповича и Фалькнера и впрямь годились в дочери. Нечаянная оговорка старика вызвала смех, а Миша и Лев покраснели.

      – Дорогие мои, – продолжал Борис Моисеевич. – Мое вам благословение, и чтобы у вас родились сыновья, и я попал к вам на брис, и Бог даст так и будет. Мы, евреи – семья с общей памятью. Эта память удержала нас вместе в галуте и позволила нам выжить. Все мы вышли из Земли Египетской, не забудьте это и там, на Святой земле…

      Беременная жена Халуповича Дина уже не могла стоять, ей подали стул. Лев, расширив зрачки, как от нестерпимой боли, переминался с ноги на ногу, озирался затравленно. Миша Халупович, засунув руки в карманы потертых джинсов, был намного терпеливее, переглядывался с Либензоном по-мальчишечьи озорно. Это плохо вязалось с академическим видом Либензона: сутулый, бородка клинышком, в вечернем костюме; немногословный и серьезный. Вышло так, что преследования КГБ сделали его воином-одиночкой. Война была в полном разгаре. Для него речь шла о выживании русских евреев, и всякий, кто чувствовал себя соплеменником, и ныне должен быть на страже, как две тысячи лет назад. Еврейский мир – организм, живое тело. Ткани нашего мира обновляются смертью. Приходится бороться с варварством новой жизни. Он надеялся, что дружными международными усилиями удастся сломать «железный занавес». До алии он был физик, но жизнь вытолкнула его в лидера еврейской общины с ее непохожими друг на друга людьми, судьбами, охваченными алией. Либензон вошел в мир несопоставимых целей и стремлений, и задач, и подвигов, чуждого ему ортодоксального иудаизма, новой строгости и новых испытаний; в мир человеческой личности, чести и гордости.

      Вдруг с непоследовательностью в мыслях подумалось на миг такое что-то, что трудно передать: допросы, фарс, ложь и предательство, страх быть арестованным и приговор за несговорчивость с властями. С отъездом Халуповича и Фалькнера жизнь не пойдет по-новому. Или он заблуждается?

      Хозяин квартиры взял фломастер.

      – Эти обои нужно передать в музей иудаизма, – сказал Чернобельский.

      – А что, есть такой музей? – улыбнулся Халупович.

      – Как только придет демократия.

      – Демократия полагает, что каждая группа может быть права, и в то же время каждая группа может также и ошибаться, – сказал Фалькнер.

      – Вчерашний атеист Розенштейн сегодня признает, что был не прав.

      – Работа над ошибками не из приятных. Зато теперь он ортодокс. С ортодоксальной точки зрения религиозные догмы абсолютны и вечны.

      К обоям подошел Розенштейн.

      – Русская стена плача. Это все цитаты или отсебятина?

      – Надо читать Тору вместо «Тании», – улыбнулась Аня.

СКАЧАТЬ