Духовные путешествия героев А. С. Пушкина. Очерки по мифопоэтике. Часть I. Алла Арлетт Антонюк

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ волновали кровь…»), сама мысль о смерти недопустима. И речь идёт даже не о физической смерти. Тем более, недопустима мысль о реинкарнации.

      Выйдя с кругов и, следовательно, родившись заново, придётся ведь в земной жизни заново проходить все «круги», то есть всё начинать сначала, а, значит, снова оказаться среди мелких и «злых», какими оказываются существа земные, каким был, например, при жизни виденный Пушкиным ростовщик, горевший в Аду:

      «…Одно стяжание имев всегда в предмете,

      Жир должников своих сосал сей злой старик

      И их безжалостно крутил на вашем свете.»

«И дале мы пошли…» (1832)

      Захочется ли после этого видения снова окунаться туда, в этот чан «жаровни серной»? Как всегда, Пушкин не даёт прямого ответа, закончив сцену «дантовских видений» «смущением томим» и тем самым снова захлопывает крышку своей «шкатулки Пандоры». Но мы, любители «духовных» путешествий, способны отправиться с героем дальше и найти ответ на этот вопрос у другой героини – Татьяны в «Евгении Онегине»: «…пышность эта, //Постылой жизни мишура,// … //Сейчас отдать я рада //Всю эту ветошь маскарада, //Весь этот блеск, и шум, и чад //… //За наше бедное жилище…» (8:XLVI). Это поразительное высказывание Татьяны с его явным «адским» определением «чад» словно выдает прошлое героини – ее пребывание на этих кругах, прошедшую затем испытание «адом» и успешно вышедшую из него.

      Когда герой, оказавшись на «некой жизненной грани», выходит на «ту сторону», где он, как в зеркальном отражении (поскольку «ноуменальный» мир перевёрнут), видит всю его нелепость, всю тухлость («Тогда услышал я (о диво!) запах скверный, как будто тухлое разбилось яицо»), он понимает, что никуда ему не деться, а придётся «внять» людским воплям («Порыв отчаянья я внял в их вопле диком»). Ничего не поделаешь, а придётся «прозреть» и идти спасителем в этот мир, как пушкинский поэт-пророк («Восстань, пророк, и виждь, и внемли»), как Ленский для своей возлюбленной («буду ей спаситель…»), или бедный Евгений в „Медном всаднике“. Придётся помогать людям (и, как выяснилось, это и делает пушкинский гробовщик Андриан Прохоров). Но для этого надо сначала „заблудиться“ или спуститься вглубь пропасти, или влачиться „в пустыне мрачной“. Здесь своя теория Эйнштейна: чем выше взлетаешь, тем ниже приходится затем падать в „пропасть“, – и русская пословица об этом же говорит. А когда человек прошёл эту „пустыню“, он с удовольствием затем входит в этот „ад“, и всё там освещает своей любовью («…я внял»). Отсюда и возникает пушкинская тема «влюбленного беса». И путешествию этому нет конца:

      И чувствует путник и силу, и радость;

      В крови заиграла воскресшая младость;

      Святые восторги наполнили грудь:

      И с богом он дале пускается в путь.

«Подражание Корану», IX (1824)

      Фрагмент гравюры И. Босха

      «Адские видения»

      Наполнение мифа современным СКАЧАТЬ