что я уже рядом с нужным местом, что идти надо напрямую, через заросший крапивой овраг. Я пошел по стволу ольхи или осины, оступился, зачерпнул в сапоги воды из ручья, обжегся крапивой. Выбрался на пригорок на краю оврага, разулся и вычистил травою изнутри и снаружи сапоги, отжал носки и брючины. Почувствовал, что сидеть нельзя, времени нет! Поэтому быстро обулся и уже чуть не бегом двинулся к светлому пятну поляны. Вышел на поляну, окаймленную высокими красивыми елями, березками, рябиной и дубом. Поросла она цветами лесными и полевыми, а трава не ней – мне по плечо. Кругом гудели насекомые, а птиц слышно не было. Ветра не было, лапы елок не шевелились. Упал я в траву на спину и раскинул руки-ноги и посмотрел в небо: нет никакого креста! Ни облачка! Тут внезапно возникла мысль, что надо бежать отсюда! Я вскочил, схватил рюкзачок и ринулся к елям, поднырнул под хвою и прижался щекой к липкому от потеков смолы стволу. Почему я побежал, от чего спрятался? Не мальчик ведь робкий, наслушавшийся сказок страшных. В далеком детстве своем проверял храбрость свою, гуляя по малаховским кладбищам: общему, еврейскому, татарскому. Понял я тут, что когда дремота подступала привиделось мне, что несколько елей упало на поляну. Показалось, что одна из лап сначала хлестнула меня, а потом придавила и, обламываясь, проткнула. Я подумал, что если умру не мгновенно, а буду истекать кровью, ощущая боль от ушибов и переломов. Подумалось, что найдут меня рабочие леспромхоза или лесники, опознанием власти озаботят. Вот на этой мыслишке я и вскочил, и теперь стою под елью, сухая хвоя лезет в глаза, сыплется за ворот, пахнет смолой. Подумалось, что на поляну кто-то идет, и я тут неуместен, вот и прогнали меня страхом. Я стал поглядывать в сторону поля за опушкой, но никого не увидел. Поле в кормовых травах было уже сухим, ярко-зеленым, утренняя роса уже сошла. По краю поля справа был клин необработанной бугристой земли, густо и высоко поросший дикими травами и обсевками прошлых лет: были там кустики овса и что-то из бобовых. Дальше были кудряшки лозняка, ольхи – по краю затянутого ряской болотца. Из болотца торчали в беспорядке черные обломанные гниющие стволики умерших деревьев.
[Дальше две страницы рукописи отсутствуют. Листы были продырявлены дыроколом и поэтому при падении папки, а она у меня падала, видимо оторвались. Может быть ещё где-нибудь всплывут.]
Место было конечно, то самое, и лес вокруг был все тот же. Но свободное пространство поляны по идеальной окружности было как- бы ограждено от окружающего прозрачной мерцающей границей-стеной. Травы густой и высокой, полной ароматов и мошкары не было. Почва под ногами была странная. Звуков и запахов не было никаких. По свободному пространству ходили и в нем сидели, лежали как бы человеческие, но плавно меняющие облик фигуры. У меня появилось желание сосчитать их. Вывел меня из полу-шокового состояния ровный механический голос Хранителя, ставшего для меня вдруг невидимым, но я умудрялся ощущать его рядом или надо мной:
«Место это не лучше и ни хуже иных. Многие годы на поляны эти егеря и браконьеры приволакивали туши убитых животных, здесь разделывали, здесь разводили костры и жарили, и пили здесь, пролита была даже кровь человека здесь. Земля здесь немало напитана кровью. Поэтому трава
СКАЧАТЬ
